«Совсем плох император, – испуганно подумал Филарет. – Уж не умом ли повредился». Вслух сказал:
– Уверен, Господь вразумит ваших недругов, и они направят свои силы к упрочению благополучия страны и российского самодержавия.
Трескучая фраза прозвучала неуместно, как барабанная дробь посреди хорала. Филарет смутился.
Император смотрел на ускользающую из-под колёс дорогу. Ему было совестно вот так покидать Петербург. Точно бежал, оставляя старого отца без забот своих. Больше он не увидит этого лежащего на скользких мокрых крышах неба. Ещё одна потеря в нескончаемой их череде. Карета, в которой ехал Александр, не несла на себе знаков царского в ней присутствия. Не было свиты, не было даже охраны. Так распорядился сам император. Зачем они теперь?
Путь императора лежал в Таганрог. Последнее, куда он заехал перед дальней дорогой, была Александро-Невская лавра. Встречать его вышли монахи во главе с настоятелем. Государь проследовал в их сопровождении в обитель. Кучеру велели ждать.
Скоро Александр появился в обществе нескольких монахов, несущих на руках одного из своих братьев. Был тот бледен, дышал тяжело, с хрипом. По всему видно, жить ему оставалось недолго. Приблизившись, со всей осторожностью иноки уложили больного в карету. Рядом с ним уселся сопровождавший процессию монах.
«Странно всё это, – размышлял кучер, взмахивая длинным хлыстом. – Что за компания у царя – пара монашков, один вовсе на ладан дышит. Не к добру… Хотя, наше дело маленькое, сказано вези, везём. А господа пущай сами разбираются». Решив так, возница выбросил из головы неположенные ему мысли и крикнул:
– А ну шевелись, травяной мешок! Ишь ты!
Холёные жеребчики припустили резвей.
Избранный государем одноэтажный домик в Таганроге обставлен был скудно, только самым необходимым. Из прислуги – лишь старик Фёдор, приходящий в ужас от того, что император сам расчищает садовые дорожки, двигает мебель и вешает картины, готовясь к приезду супруги.
Жена Александра, бывшая принцесса Луиза, была выписана бабкой российского монарха из Бадена. Тогда ей едва сравнялось четырнадцать. Попав в Россию, из Луизы она превратилась в Елизавету, а, спустя пару лет, из немецкой принцессы – в русскую императрицу. Юного Александра невеста покорила утончённой красотой и возвышенной отстранённостью от всего грубого и плотского. Правда, довольно скоро выяснилось, что аристократическая холодность, проявляемая в отношениях с мужем, с другими мужчинами куда-то улетучивалась. Александр лично смог убедиться в этом, зайдя раз в спальню супруги без стука и обнаружив её в объятиях некого ротмистра Охотникова. Неземной образ, созданный влюблённым императором, разлетелся вдребезги. С тех пор отношения между супругами держались исключительно на долге. О нём Александр напомнил жене, когда та сообщила ему о своей беременности, к которой законный муж не имел ни малейшего отношения, и попросила о разводе. Справившись с первой волной горечи, Александр просчитал, что скандал может иметь международные последствия, и уговорил повременить. Высокопарные любезности, которыми чета обменивалась на публике, никого не могли обмануть, но хорошая мина при дурной игре была соблюдена.
