Лицо Петра на белой наволочке выглядело особенно жёлтым. Веки отекли, стали прозрачными, похожими на студень. Царь с трудом приоткрыл глаза. Князь Меньшиков встрепенулся. Он давно сидел подле больного, ожидая, когда тот проснётся.
– Помру я, Алексашка, – выдавил Пётр. – Скоро уж.
– Да что ты, мин херц! – князь насмешливо фыркнул. – Ты! От простуды какой-то! – Смешок дался Меньшикову с трудом. Кто бы что ни говорил, он искренне любил своего взрывного, порой жестокого, но, в сущности, одинокого и скрыто от прочих страдавшего государя.
Пётр Алексеевич чуть хлопнул ладонью по покрывалу. Должно быть, отмахнулся.
– Ты вот что, последи, чтобы меня в Петропавловской усыпальнице положили, не вздумали отдельно чего городить.
– Мин херц…
Царь Пётр поморщился, двинул указательным пальцем – не смей перебивать.
– Не приняли жертвы моей… сына. Думал, остановлю мор, царевича отдал. Напрасно всё. Власти у него не было. Им-то власть нужна. Моей бы хватило. А я… – Пётр Алексеевич начал задыхаться. – Виноват я. Когда Алексея… не приняли, тысячами жизней заплатил, чтоб самому остаться… Ты не думай, не страшился я смерти. Отдал бы жизнь, если б сын начинания мои мог продолжить. А он слаб был, податлив. Загубил бы дело. Не приняли. Я им был нужен. Я или смертей тысячи. Власть…
– Заговариваешься ты, мин херц?! – покачал головой князь, кладя на лоб Петру ладонь. – Жар у тебя.
– Сам к ним пойду, – прохрипел царь. – Каяться буду. Горяч был… страстями обуян… За дело своё любую цену платил… не считал. – Внезапно глаза государя сверкнули, он схватил запястье Меньшикова, дёрнулся. Тут же приступ удушья сдавил Петру горло. Слова с трудом протиснулись сквозь судорожный кашель. – Нужна нам… та крепость… была! Нужна… Только… не вперёд её ставить… не такой… ценой. Церковь вперёд…
– Что ж тебе каяться?! – Князь осторожно вытянул руку из-под ослабевших пальцев Петра. – Ты Россию из тёмного угла вывел. Считаться с нами заставил. А цена… что ж – человек в муках рождается, а тут целая империя.
Пётр его не слышал. Блуждая взглядом по потолку, шептал горячо и скоро.
– Понял я, что за власть им нужна… Такая, чтоб народы ворочала. Или один, кто властью такой наделён, или уж тысячей смертей власть. Этакое тоже историю перекраивает. Так-то, Алексашка. Пойду прощение…
Голос Петра стал вовсе неслышен. Он что-то бормотал ещё, но разобрать слов было уже невозможно. Меньшиков с болью смотрел на опухшее лицо умирающего. Похоже, государь бредил. Знать, и впрямь, скоро преставится. Но царь промучился ещё несколько дней.
