Рапорт из Штутгофа | страница 82
Они голодали и быстро худели. Несмотря на запрет и угрозу тяжкого наказания за нарушение этого запрета, Иван и Божко поддерживали с нами связь. Мы помогали им, чем могли. Прошла неделя, другая, третья — всё оставалось по-прежнему. По лагерю непрерывно ходили слухи о том, что ребят куда-то отправят, но куда отправят, когда и зачем — этого никто толком не знал. Шёпотом говорили о «молодёжном лагере».
Наконец этот день наступил. Ребятам приказали быть готовыми к отъезду на следующее утро в четыре часа. Всего их было 120 человек. Я знал, что должен проникнуть как-то к ребятам и попрощаться с ними. Но я не мог… Я чувствовал, что у меня нет на это сил, и боялся, что эта последняя встреча причинит им лишние страдания.
После ужина я сразу вернулся в барак и бросился на койку.
А через полчаса возле меня стояли Иван и Божко. Иван говорил спокойно, как обычно. Он поблагодарил меня, пожал мне руку и уже хотел попрощаться. Я попросил его немного подождать. Вытащил свою посылку, полученную от Красного Креста и почти всё её содержимое отдал Ивану. Потом я посмотрел на Божко. Лицо у него было грустное, и он с трудом сдерживал слёзы. Вдруг он расплакался, бросился ко. мне на грудь, обнял, поцеловал и выбежал из барака.
Я, как мог, старался утешить Ивана. Впервые я сказал ему, кто я такой и как после освобождения, которое не за горами, он сможет связаться со мной. Иван механически повторил моё имя и адрес: датский ригсдаг, Копенгаген, Дания. Он дал мне слово держаться молодцом и обещал, что напишет мне, как только они с Божко вернутся домой. Мы расстались. Теперь Иван был уже взрослый мужчина. Больше я его не видел. На следующее утро эшелон увёз ребят в «молодёжный лагерь».
— А что, собственно, нацисты подразумевают под «молодёжным лагерем»? — спросил я днём Йозефа. Настроение у нас в оружейной команде было подавленное.
— Гм… — задумался Иозеф. — Под «молодёжным лагерем» эти собаки подразумевают лагерь, в котором они, если бы выиграли войну, как рассчитывали, могли бы осуществить духовное и идеологическое «перевоспитание» польской и русской молодёжи, чтобы она возненавидела свой народ, своих родителей, свою родину. Закончив это «перевоспитание», — а ты сам понимаешь, какими методами оно бы осуществлялось, — нацисты превратили бы их в «туземцев», которые стали бы послушным орудием их политики, направленной против польского и русского народов после победы. Но не обольщайся, — прибавил он. — Нацисты проиграли войну, СС и гестапо понимают это, и именно поэтому они прежде всего уничтожают в «молодёжных лагерях» нашу молодёжь, наших детей, будущее Польши и России. — Он сплюнул, с горечью посмотрел на плиту и добавил: — К чёртовой матери, как бывало говорил наш Божко.