— А сиротка-то ростом с нашу Анюту, — глухо произнесла Лида. — Боюсь, как бы с нами то же самое не приключилось.
— Всё будет ладно, — успокаивал я Лиду. — Кто подарил тебе эту картинку?
— Дядя Фёдор. Он сказал, что так будет с каждым, кто от отчего дома бежит, от родной земли отворачивается.
Ох, и хитрец же мой дядя! Хотел бы, чтобы Борины всегда по старому закону жили. Из Жестелева ни на шаг. А если кто и отлучится, то не дальше Нижнего Новгорода и не больше как на зимний сезон, на заработки, а к весне обязательно обратно домой, землю пахать.
Убедить Лиду было не легко. Дядя подготовил её, раздобыл где-то картинку, показывающую трагедию переселенца.
Подхожу ближе, читаю: «С. Иванов. В дороге. Смерть переселенца. 1889 год».
— Да ты, Лида, хорошенько посмотри, когда эта картина была нарисована, посоветовал я жене. — Нас с тобой с ту пору и на свете-то не было. Тогда труженику-крестьянину везде жилось худо, и никому не было дела до его нужды. А сейчас и люди не те, и время другое.
Пока мы спорили, лежавшая в кроватке Аня проснулась и заплакала. Лида бросилась к ней.
— Видишь, и Анюта не согласна, — подхватила Лида. И снова стала твердить о том, что в колхозе нам хорошо. Ведь только что всё нажили, а теперь бросай и отправляйся в какую-то Шкуринскую…
Лида в какой-то мере была права. В нашей деревне, которую прежде обходили стороной даже нищие, пришёл конец нужде. Безбедно зажили люди в колхозе.
Я объяснил Лиде, что если бы в Шкуринской дела шли так же, как и в Жестелеве, нас бы туда не посылали. Как коммунист я это хорошо понимал. Лида же мыслила по-старому. Она помнила правило: «Каждый за себя, один бог за всех». Не подходило это выдуманное собственниками правило к нашей новой, колхозной жизни. Мы её строили совсем по-другому: «Все за одного, один за всех».
Идти к коммунизму мы должны вместе со шкуринцами. А они отстали, не уберегли свои колхозы, и кулаки развалили их. Значит, наш долг помочь им, помочь вернуть к жизни колхозы, и тогда мы одним строем придём к лучшей жизни.
В тот вечер я почти склонил Лиду на свою сторону, и мы бы отправились с ней вместе на Кубань, если бы на другой день чуть свет не заявился дядя Фёдор к нам домой.
— Платить на новом месте как будут? — первым делом осведомился он.
— Сколько заработаю, столько и заплатят, — ответил я.
— Твёрдый оклад дадут?
Я сказал, что наша работа будет оплачиваться, как и в Жестелеве, трудоднями.
— Какую должность занимать там будешь? — не успокаивался дядя.
