Готель отправлялась в Аржантёй. Именно там сейчас находилась сестра Элоиза, с которой она, время от времени, встречалась обсудить какие-то свои проблемы. А поскольку монастырь был значительно ближе, чем аббатство Паркле, Готель пользовалась таким случаем всегда охотно. К тому же, её всегда посещало теплое чувство ностальгии, когда она туда приезжала, и хоть монастырь и казался в несколько раз меньше, чем десять лет назад, когда она попала туда еще девочкой, но поляны и лес вокруг имели свой незабываемый, особый аромат.
- Вы еще шьете? - спрашивала аббатиса.
- Это помогает отвлечься, - отвечала Готель, - порой это превращается в самое волнительное переживание. Это забавно, учитывая, что я всегда искала покоя; например, когда плакала с Раймундом и не находила себе места от его незрелых слов. А с Клеманом так тихо. Мы не будим друг друга страстями не взойди солнце, и я не помню, когда последний раз плакала. Жизнь с Клеманом, даже в самые эмоциональные моменты, не больше чем раскачивание в колыбели.
Сестра Элоиза невидимо улыбалась, глядя, как с возрастом меняется человек, и согласно опускала глаза на слова своей, уже бывшей, подопечной.
- Можно вопрос? - спросила Готель.
- Да, - со внимание отозвалась аббатиса.
- Почему вы тогда отказали мне, не позволив принять монашеский обет?
Этот вопрос всплыл почему-то и необъяснимо. Может быть оттого, что само их общение приобрело со временем более доверительный характер; а может быть оттого, что вопрос этот попал под руку, как некогда не закрытый, способный теперь несложно поддержать разговор или даже заполнить паузу. Сестра Элоиза рассмеялась:
- Ты ведь только что сама себе ответила на него, Готель. Ты - натура страстная, а теперь представь себе колыбель, только которая не раскачивается.
И Готель представила. Она видела эту колыбель уже много лет. Колыбель, которая не раскачивается. Но теперь она знала, что проблема была в ней, поскольку год назад Констанция благополучно родила Раймунду первенца.
- Но ты ведь после не переживала от того, что не стала монашкой? - вмешалась в её мысли аббатиса, - ты все еще чувствуешь себя одинокой?
- Вы правы, - очнулась Готель, - маловероятно, что я, будучи монашкой, обрела бы покой, учитывая, что моя душа тогда просила совершенно иного. Давно стоило смериться со страстью, пульсирующей в сердце, ведь она просто провоцирует жить, ведь так? И кормить её все равно, как пытаться собаке догнать свой хвост. Я, видно, тогда надеялась, что смогу со временем создать мир, где буду чувствовать себя как дома, - рассуждала она, - но люди проходят, даже те, кто был очень близок; все они идут своей, совершенно не ведомой тебе дорогой.
