- Вам согреть вина? - спросил он, на что та утвердительно закрыла глаза и поднялась на второй этаж.
И пока она готовилась к ночи, Клеман был рассудительно спокойным, он убрал кухню, принес на утро воды, давая тем самым своей супруге время принять новое и не спешить торопить её проститься со старым. И Готель умиляло такое понимание со стороны её мужа, и она улыбалась себе, слыша редкие звуки перекладываемой посуды и видя, как несмело его законное желание. Ведь на самом деле то, что она ожидала от этой ночи, это разрубить все концы, связывающие её с прошлым, чтобы не отягощать более никогда себя правом думать о стороне, и она хотела сделать это уже как можно скорее.
- Вам больно, - остановился Клеман, видя, как по её щеке скользнула слеза.
- Да, мне больно, - прошептала Готель, - но прошу вас, не останавливайтесь, не останавливайтесь.
Ноябрь осыпался на улицы желтыми листьями, и сухими солнечными вечерами Готель выходила прогуливаться вдоль леса безо всякого дела. Она раскидывала сапогами сухую листву и с наслаждением вдыхала её аромат; смотрела на свою левую руку и думала, что сестра Элоиза, написав в каждом кольце "Во мне верность", вложила в них как раз ту прекрасную и глубокую силу, в мудрости которой так нуждалось её некогда истерзанное сомнениями сердце. "Удивительная женщина, - усаживаясь под дерево, размышляла Готель, - ты думаешь, что она оставляет тебя одну посреди парка, а она идет и создает чудо, именно то чего ты просила и даже лучше".
Проходя через центральный остров, Готель заходила в церковь Святого Стефана, где венчалась с Клеманом, всего на несколько минут, каждый день. Это стало для неё необходимым ритуалом и помогало держать свои страсти в узде. Она молилась Всевышнему о прощении за грехи и нечистые мысли, которые бродили за ней тенью, и сжимала левую руку, пока боль, причиняемая кольцом, не проникала ей прямо в сердце.
За несколько лет улица, в которой жили Готель и Клеман, заросла цветочной аркой. Она спускалась под ноги прохожих зеленой копной и, в то же время, стремилась своими лиловыми руками по натянутым веревкам между мансардами Готель и Гийома.
- Я всегда говорил своей жене - самые красивые женщины Парижа живут в нашей улице. Ваш хлеб, мадам Сен-Клер, - разговаривая, Гийом щедро размахивал руками, как и положено продавцу, знающему цену хорошему комплименту, - и передайте это месье Клеману, хотя он знает.
Готель всегда было смешно оттого, как разговаривают люди в Париже. Даже когда они выказывали недовольство, их манера говорить о том, надувать щеки, покачивать головой и разводить руками, комично уничтожала проблему или наоборот, придавала самому ничтожному пустяку размеры поистине колоссальные.
