И снова тюкает топорик. Я смотрю и начинаю понимать, что в самом деле
некуда ей деться. Если б она могла куда-нибудь деться, может быть, дедушка и
не угнался бы за ней. А так ей некуда деться. А раз некуда деться, он так и
будет ее рубить целый день, а то и два, а то и больше. Мне представляется,
как я ему сюда ношу обед, ужин, завтрак, а он все рубит и рубит, потому что деться-то ей некуда.
И ежевичная плеть, кажется, тоже начинает понимать, что она напрасно
сопротивлялась. С каждым ударом она все меньше и меньше пружинит, все
безвольней опадает под топориком, следы от лезвия все глубже входят в нее.
Сейчас она распадется. А дедушка все рубит и рубит. Теперь я надеюсь, что
дедушка, не рассчитав последнего удара, шлепнется сам или хотя бы врежет
лезвие топорика в каменистую землю. Но плеть распадается, дедушка не падает
сам и топорик успевает остановить.
Мне скучно, а тут еще комары заедают. Я босой и в коротких штанах, так
что они мне все ноги обкусали. Время от времени я до крови расчесываю укусы
или бью по ногам хлесткой веткой ореха. Ветка обжигает ноги. Я хлещу и хлещу
их с каким-то остервенелым наслаждением.
Потом я забываюсь и начинаю выслеживать отдельных комаров. Вот один сел
мне на руку. Слегка поерзал, прилаживаясь к местности, высунул хоботок и
стал просовывать его между порами. Хоботок сначала даже слегка загнулся -видно, не туда попал, но потом дошел до крови и тоненькой болью притронулся к ней.
И вот он сидит на моей руке и посасывает мою кровь, а я все терплю,
сдерживаю раздражение и смотрю, как постепенно у него живот розовеет от моей
крови, раздувается, раздувается и делается багровым.
Но вот он с трудом
вытаскивает свой хоботок, растопыривает крылья, словно сыто потягивается,
готовясь улететь, но тут я его -- хлоп! На месте зудящей боли кровавое
пятнышко. Вот он, сладостный бальзам мести! Я размазываю, я втираю труп врага в рану, нанесенную им.
Но иногда, стараясь сделать бальзам мести еще сладостней, я слишком
запаздываю с ударом, и комар преспокойно улетает. И тогда в ярости я хватаю
ветку и изо всех сил нахлестываю свои ноги -пропадите вы пропадом, паразиты!
Дедушка замечает, как я отбиваюсь от комаров, и я чувствую, что на
губах у него промелькнула презрительная усмешка.
-- Знаешь, как больно, -- говорю я ему, уязвленный этой усмешкой, -тебе хорошо, ты в брюках...
Дедушка, усмехаясь, вытягивает из кустарника подрубленный стебель. Тот
сопротивляется, гнется, путается ветками в колючках ежевики.
