сколько берет директор, потому что при этом
отталкивается от груши
воспитательницы.
-- Выходит, директор берет арбуз, если воспитательница берет грушу? -спросил я.
-- Да нет, -- сказал он и махнул рукой. Разговор перешел на посторонние
предметы, но я все время чувствовал, что заронил в его душу какие-то
сомнения, боюсь, что творческие планы. Во время нашей беседы выяснилось, что
он работает техником на мясокомбинате. Я спросил у
него, сколько он
получает.
-- Хватает, -- сказал он и обобщенно добавил: -- С мяса всегда что-то имеешь.
Я рассмеялся, потому что это прозвучало как фатальное свойство белковых соединений.
-- Что тут смешного? -- сказал он. -- Каждый жить хочет.
Это тоже прозвучало как фатальное свойство белковых соединений.
Я хотел было спросить, что именно он имеет с мяса, чтобы установить,
что имеет директор комбината, но не решился.
Он стал держаться несколько суше. Я теперь его раздражал тем, что
открыл ему глаза на более глубокое понимание смешного, и в то же время
сделал это нарочно слишком поздно, чтобы он уже не смог со мной состязаться.
В конце пути он сурово взял у меня телефон и записал в книжечку.
-- Может, позвоню, -- сказал он с намеком на вызов. Каждый день, за исключением тех дней, когда меня не бывает дома, я
закрываюсь у себя в комнате, закладываю бумагу в свою маленькую прожорливую "Колибри" и пишу.
Обычно машинка, несколько раз вяло потявкав, надолго замолкает.
Домашние делают вид, что стараются создать условия для моей работы, я делаю
вид, что работаю. На самом деле в это время я что-нибудь изобретаю или,
склонившись над машинкой, прислушиваюсь к телефону в другой комнате. Так
деревенские свиньи в наших краях, склонив головы, стоят под плодовыми
деревьями, прислушиваясь, где стукнет упавший плод,
чтобы вовремя к нему
подбежать.
Дело в том, что дочка моя тоже прислушивается к телефону, и если
успевает раньше меня подбежать к нему, то ударом кулачка по трубке ловко
отключает его. Она считает, что это такая игра, что,
в общем, не лишено
смысла.
О многих своих открытиях, ввиду их закрытого характера, пока существует
враждебный лагерь, я, естественно, не могу рассказать. Но у меня есть ряд
ценных наблюдений, которыми я готов поделиться. Я полагаю, чтобы овладеть
хорошим юмором, надо дойти до крайнего пессимизма, заглянуть в мрачную
бездну, убедиться, что и там ничего нет, и потихоньку возвращаться обратно.
След, оставляемый этим обратным путем, и будет настоящим юмором.
Смешное обладает одним, может быть, скромным, но бесспорным
