Домохозяйки шли в комиссионку.
Внимательные и молчаливые, другие раненые слушали
Файруа. От грохота машины затряслись стекла.
- Это большой военный грузовик с парнями, у которых есть
пулеметы, - сказал Файруа.
- А женщины на улице, как они выглядят, женщины? - спросил
Мазарг.
Файруа усмехнулся, обнажив свои красивые белые зубы.
- Да нет, парень, не волнуйся, - сказал он. - Они не очень
красивы, я тебя уверяю.
Файруа снова натянул на себя простыню и закрыл глаза. Через
мгновение он приподнялся и снова посмотрел в окно. Вдруг он
воскликнул:
- Хорошо, вот красивая девушка!
- Ну, да! - сказал Мазарг. - Как она выглядит?
- Блондинка, с косой, уложенной на затылке. Как хороша!
Утро прошло без происшествий. Несколько минут пополудни
Файруа сказал:
- Ну, вот блондинка, которая была этим утром! Она смотрит
сюда.
И он сделал жест поднятой рукой, вроде немого «приветствия»,
улыбаясь при этом.
- Она повернула голову, - сказал Файруа.
К двум часам он снова объявил о том, что проходит блондинка;
она избегала поднимать глаза.
- Я думаю, что это машинистка, - сказал Файруа.
В шесть часов она появилась снова, и на сей раз Файруа,
торжествующий, уверял, что она долго смотрит на окно.
Ночью раненые снова погрузились в тоскливое оцепенение.
Утром поднятие занавески вернуло им надежду. И на несколько
дней за пределами лечебных процедур: измерения температуры,
обхода врача, перевязок, приема пищи – установилось странное
время, словно отстукиваемое новыми часами, в которых четыре
прохождения юной светловолосой девушки образовывали большой
крест циферблата.
- Файруа, ты влюблен, - говорили раненые.
- Да нет, вы же прекрасно видите, что я шучу.
Но семеро других были влюблены. Можно было подумать, что
интрига, которая начиналась через стекло, была их собственной. Им
казалось, что они здесь уже целую вечность и что юная девушка
проходила уже тысячу раз.
Их больше ничего не интересовало. Если иногда Файруа
дремал до полудня, то всегда находился кто-нибудь, чтобы
закричать ему:
- Эй, говори же, Фай! Время подходит!
Все знали, что Файруа до войны был портным.
- Ты мог бы ее одевать, твою блондинку, - говорили раненые.
Файруа думал: «Как же я теперь, одноногий, буду сидеть со
своей работой на столе?»
Мазарг изнемогал. Он испытывал ревность или даже зависть.
Он надеялся выйти из госпиталя раньше Файруа. «И потом, на
