— У меня есть деньги, учти.
— А, пустяки…
— Для меня не пустяки. Орден намеревается помогать мне два года, пока буду искать работу или, может, получу какую-то профессию.
— Какого рода работу ты хочешь?
— На что я могу рассчитывать? Пока не знаю.
— Чем ты занималась там, в смысле интеллектуальной работы, или все сводилось к молитвам да постам?
— Немножко преподавала теологию и томистскую философию, но в несколько ограниченном и упрощенном виде — в миру я этим не заработаю. Община была не слишком интеллектуальной.
— Ты это говорила в самом начале, чем удивила меня! Ты принесла свой ум в жертву шарлатанам!
— Я могла бы преподавать латынь, французский, может, и греческий…
— Ты впустую потратила все эти годы… Придется снова задуматься над будущим.
Анна промолчала.
— Почему бы не обучиться на врача? Я помогу деньгами. Твой отец хотел, чтобы ты стала врачом.
— Слишком поздно, и в любом случае я этого не хочу.
— Что ты собиралась делать в Америке, до того как мы решили, что ты не едешь туда?
— Разве мы решили? Там католическая церковь организует курсы для таких, как я, что-то вроде курсов переподготовки: на учителей или социальных работников, и…
— Разве нет таких курсов здесь, в Англии? Или, может, ты хочешь убежать подальше? Решила «начать все заново»? Я не позволю… мы найдем тебе работу. То есть… я… найду.
— Надо подумать, — сказала Анна. Она посмотрела на подругу усталым, отрешенным взглядом и пригладила свой белокурый ежик на голове.
— В любом случае, почему ты хочешь пойти на католические курсы, разве ты не порвала с религией? Вчера ты мне не ответила на этот вопрос.
— Я ушла из ордена…
— Это ты уже говорила!
— Не имеет значения, порвала я с христианством, с церковью или нет, я хочу сказать, что не знаю и это не имеет значения.
— Я полагала, что имеет. Твои назойливые хищные монахи наверняка считают, что имеет!
— Это не имеет значения для меня. Время поставит все на место — или нет.
— Что это у тебя на шее, на цепочке, я вижу цепочку…
Анна вытащила цепочку наружу — на ней был маленький золотой крестик.
— Вот, пожалуйста! Но, Анна, ты должна понимать, должна ясно…
— Хорошо, я порвала с ними, теперь довольна?
— Ты не хочешь говорить об этом.
— Пока нет. Прости.
— И ты прости. Думаю, ты устала, нелегко тебе было освободиться из этой клетки. Приступы мигрени бывают, как прежде?
— Случаются.
— Ну, ты знаешь, что я думаю о католической церкви, как я переживала из-за того, что ты стала католичкой, — так что должна простить мою радость, что ты порвала с ней.
