Рембрандт кивнул:
— Тогда я был слишком великодушен.
— Сто гульденов — немалые деньги.
— Обычная плата за год учебы. Не забывайте, я вам не какой-нибудь маляр! У меня есть имя!
Старческие глаза вызывающе сверкнули, а я пока что обдумывал, не выложить ли ему всю правду без остатка. Рембрандт ныне утратил ценность, и времена, когда к нему валом валили те, кто желал чему-то научиться, давным-давно миновали. И требовать авансы означало по меньшей мере необоснованную самонадеянность. Но в мои намерения не входило заставить утратившего чувство реальности старика спуститься с небес на грешную землю, они были совершенно иными, и я решил подобраться к нему с другой стороны.
— Сто гульденов, мастер Рембрандт, я не смогу вам выплатить, поскольку у меня просто-напросто нет такой суммы. Половину я мог бы предложить вам, но и то готов выплачивать эти деньги частями, скажем, раз в неделю. А сегодня заплатить вперед за первую неделю.
Даже такой вариант по причине моего полупустого кошелька представлялся более чем рискованным. Одна надежда была на сотрудничество с ван дер Мейленом.
— Пятьдесят два гульдена, — крякнул старик, дернув себя за поредевшие седые локоны. — Не забудьте, что вы в моем доме как ученик можете рассчитывать на кров и пропитание. А платить за проживание здесь мне тоже приходится немало.
— Сколько?
— Что-то около двухсот пятидесяти гульденов.
— Точнее, если можно.
— Двести двадцать пять! — раздраженно бросил он.
— Моя часть, то есть пятьдесят два гульдена, тоже не жалкие гроши.
Испустив тяжкий вздох, Рембрандт опустился настоявший тут же табурет.
— Трудно с вами договариваться, Зюйтхоф, нет, в самом деле трудно. Не знаю… — И вдруг его взгляд прояснился. — Я готов согласиться, но вы мне за это сделаете один хороший подарок.
— Какой именно?
— Подарок для моей коллекции. Вы еще помните мою коллекцию?
Разумеется, я о ней помнил. Страсть Рембрандта к собирательству стала легендой, не один десяток торговцев диковинными безделушками заработали на этом барыши. Он тащил в дом все, что хоть как-то мог использовать потом в своих картинах: экзотическую одежду, чучела зверей и птиц, бюсты, украшения, предметы оружия. Когда его имущество было выставлено на продажу, это гигантское собрание тоже было продано в пользу его заимодавцев. Но миновало совсем немного времени, и Рембрандт вновь отдался своему увлечению.
— Какой именно? — переспросил он, снова улыбаясь до ушей. — А что у вас есть с собой?
