Повинуясь внезапному порыву, я извлек из кармана свой драгоценный нож.
— Как вам вот это? Этот нож сделан в Испании.
— Гм, покажите-ка!
Подойдя ближе, я невольно бросил взгляд на картину, над которой работал Рембрандт. Это был автопортрет художника, улыбавшегося с холста беззубой улыбкой. В этой улыбке мне почудилось что-то шельмовское, с некой сумасшедшинкой. Он показался мне генералом, хоть и проигравшим битву, но втуне знавшим, что победа в войне все равно никуда от него не денется. Интересно, что же поддерживало в этом полунищем дряхлом старике веру в лучшее?
Рембрандт долго разглядывал выделанное латунью и оленьим рогом оружие, прежде чем раскрыть изогнутое лезвие.
— Лезвие как лезвие, ничего особенного, — фыркнул он. — Я знаю толк в испанских ножах, приходилось видеть и с орнаментом на лезвиях.
— На этом, как видите, ничего подобного нет, — слегка задетый, ответил я.
— Вот именно. Поэтому он особой ценности не представляет.
Я протянул руку за ножом.
— Раз вам не подходит, могу и забрать.
Пальцы Рембрандта, словно когти хищной птицы, вцепились в рукоять.
— Нет, я его возьму, если вы не против.
— Вот и хорошо. Но у меня есть еще одно условие, — объявил я.
— Условие? — Рембрандт, казалось, был оскорблен до глубины души.
Глядя ему прямо в глаза, я сказал:
— Я хочу, чтобы вы предоставили мне право принимать в вашем доме натурщиц, с тем чтобы я мог выполнять заказы. Естественно, расходы на краски и все необходимое я буду покрывать сам.
Мастер смерил меня скептическим взглядом.
— Так что же вам нужно? Бесплатная мастерская или все-таки мастер, у которого вы сможете научиться кое-чему?
— И то и другое.
Некоторое время Рембрандт безмолвствовал, уставившись на меня из-под сведенных вместе седых бровей, а я тем временем готовился к тому, что он взорвется и, как в первый раз, вышвырнет меня из дома. Но вместо этого старик зашелся блеющим смехом, да так, что по небритым, изборожденным морщинами щекам полились слезы.
— А что, может, на сей раз мы поладим, — подвел он итог, отсмеявшись. — Кто знает, может, и понравимся друг другу.
Внизу меня дожидалась Корнелия.
— Ну, как все прошло? — с волнением в голосе стала расспрашивать меня она. — Давно же мне не приходилось слышать, чтобы мой отец хохотал от души.
Я в нескольких словах передал ей нашу беседу. Лицо девушки сияло.
— Слава Богу, вы с ним не рассорились, господин Зюйтхоф. Отцу пойдет на пользу, если у него опять появится ученик. А в доме — мужчина.
