— Без команды не стрелять, сигнал — мой выстрел, — повторил он, чувствуя, что гимнастёрка вдруг стала влажной, липкой, связывает движения. Он смаху разорвал душивший горло ворот и тут же покосился на Фадеева, не видел ли тот.
Но пулемётчик, освещенный прямым лучом утреннего солнца, смотревшего в амбразуру, вместе со своим вторым номером окаменел, держась за ручки, бледный, стиснув челюсти, видимо, тоже перебарывая страстное желание нажать спуск и стрелять, немедленно стрелять в этих теперь уже хорошо видных врагов.
«Чего я волнуюсь? — подумал лейтенант. — Впервой, что ли?» И тут же ответил себе: «Уж больно их много. Рота? Может быть, две? Может быть, батальон?» Пулемётчик, должно быть, думал о том же.
— Ишь, высыпало, что вшей на гашнике, — произнёс он сквозь зубы.
Точно в ответ на эту реплику, в уме у лейтенанта возникла фраза: «Не числом, а уменьем».
— Не числом, а уменьем, слышишь, Фадеев? — сказал лейтенант.
Тот, не отрываясь от прицела, только кивнул головой.
И вдруг каким-то новым, точно посторонним взглядом, словно сидя в кино, взглянул лейтенант на эти серые, неторопливо поднимавшиеся по склону фигуры, на свежие откосы изуродованных окопов высотки, казавшихся пустыми, покинутыми. И сразу он почувствовал прилив хмельной, возбуждённой весёлости. «Не числом, а уменьем».
«Только бы не прозевать», — думал он, стараясь не выпускать из прицела лысого лобастого немца. Тот шёл грузным шагом. Пилотку свою он засунул под погон. Он уже шагах в двадцати, видны бисеринки пота у него ка переносице. Рукава куртки закатаны по локоть, и на жилистых руках видны кустистые волосы.
Пора! Лейтенант нажал спусковой крючок. На раскрасневшемся лице немца на мгновенье мелькнуло удивление, сменившееся гримасой боли. Точно споткнувшись, он упал в траву. И сразу всеми голосами заговорила молчавшая высотка. Рухнул второй немец, пятый, двенадцатый… Серые цепи, охватившие холм, сломались, рассыпались и через мгновение, точно подхваченные вихрем, понеслись назад. Солдаты бежали, прыгая огромными шагами, подгоняемые инерцией и страхом. Защитники высотки били по ним спокойно и метко, как по убегающей дичи.
— Так их: не числом, а уменьем! — кричал лейтенант, меняя диск и снова ловя в прорезь прицела прыгающие серые фигуры, покачивающиеся над поредевшим туманом.
Пулемётчики, экономя патроны, оставили свои машины и взялись за винтовки. Выстрелы из блиндажа трещали редко и были расчётливы.
Гарнизон высотки охватило ликование. Кто-то гаркнул «ура», кто-то свистнул вслед немцам в два пальца, как свистят мальчишки вслед напуганной и убегающей собаке.
