Малыш | страница 12
Весь этот круговорот совершался под звуки громогласно фальшивившей шарманки, у которой явно отсутствовало немало диезов и бемолей. Ну как было Пэдди — столь чувствительному к музыкальному искусству, что Генрих VIII[53] даже ввел арфу в войсках Зеленого Эрина, — не поддаться ее очарованию? Конечно, на вкус истинного ирландца «Боже, храни королеву»[54] и «Правь, Британия»[55] — эти меланхоличные гимны, достойные владычицы морей — не то, что какой-нибудь напев столь милой его сердцу Ирландии. Но все же, все же!
По правде говоря, это выглядело впечатляюще для того, кто никогда не видел мизансцен[56] известных европейских театров. Было от чего испытать чувство даже большее, нежели восхищение. Вид движущихся фигурок, называемых на профессиональном языке «танце-музыкоманы», вызвал у публики неописуемый восторг.
Когда по странной причуде механизма королева так резко опустила свой скипетр, что он коснулся согнутой спины премьер-министра, последовал новый взрыв восторга.
— Они живые! — сказал один из зрителей.
— Они лишь не умеют говорить! — заметил другой.
— Не стоит об этом сожалеть! — добавил фармацевт, ставший вдруг стихийным демократом.
И он был прав. Представьте себе этих марионеток, произносящих официальные речи!
— Хотел бы я знать, как они двигаются, — полюбопытствовал булочник.
— Благодаря черту! — ответил старый матрос.
— Да-да! Черту! — подхватили несколько достопочтенных матрон[57], наполовину убежденных этим доводом. И, осеняя себя крестным знамением, они повернули головы к священнику, стоявшему с задумчивым видом.
— Ну как, скажите на милость, черт мог бы сидеть в таком маленьком ящике? — заметил молодой приказчик, известный своей наивностью. — Ведь он здоровенный верзила… этот черт…
— Если не внутри, то, значит, снаружи! — возразила пожилая кумушка. — Это он устроил для нас спектакль…
— Нет, — важно объявил торговец аптекарским товаром, — вы же знаете, что дьявол не говорит по-ирландски!
Нелепо? Тем не менее именно это и было одной из тех истин, которые Пэдди принимает не оспаривая. Большинство зрителей неколебимо верили: Торнпайп не мог быть дьяволом, поскольку говорил на чистейшем местном языке.