Наступил критический момент для каждого кукольника и любого другого демонстратора редкостей, момент, когда плошка начинает ходить по рядам зрителей. Как правило, публика подобных ярмарочных развлечений делится на две категории: одни спешат удалиться, дабы, не дай Бог, не опустить руку в карман, другие же остаются, в надежде позабавиться на дармовщину, — и вот этих-то последних, да-да, не удивляйтесь, несравненно больше. Существует и третья категория — эти вносят ничтожную плату, но о таких грошах не стоит и говорить. Тем не менее Торнпайп совершал свой обход с деланно-любезной улыбкой, но физиономия его все равно оставалась свирепой. Да и могло ли быть иначе? Мог ли быть любезным сей обладатель бульдожьей морды, готовый скорее перекусать окружающих, чем им улыбаться?
Нужно ли говорить, что у всей оставшейся безмолвной и неподвижной детворы в лохмотьях, замершей в ожидании представления, не нашлось бы и двух медяков. Что же касается тех зрителей, которые, услышав зазывную болтовню бродячего комедианта, захотели развлечься на дармовщину, то они просто-напросто отвернулись. Только пятеро или шестеро достали несколько монеток из жилетных карманов. Сбор составил один шиллинг и три пенса, взятые Торнпайпом с презрительной гримасой… Что делать? Приходилось довольствоваться столь скудной лептой[51], уповая на вечернее представление, с которым, быть может, повезет больше. Лучше придерживаться объявленной программы, нежели оказаться перед необходимостью вернуть деньги!
И вот безмолвное восхищение сменилось восхищением шумным и крикливым. Ладони захлопали, ноги затопали, рты открылись, набирая воздух, чтобы затем издать многоголосое «ах!», которое можно было услышать даже в порту.
Действительно, Торнпайп только что стукнул своим прутиком по чему-то под ящиком, в ответ раздался жалобный стон, на что публика не обратила внимания. Внезапно вся сцена ожила, как по мановению волшебной палочки. Под действием какого-то таинственного, скрытого от глаз механизма куклы, казалось, и в самом деле ожили.
Ее величество королева Виктория не покинула своего трона — что противоречило бы этикету, — она даже не встала, но принялась качать головой, увенчанной короной, и опускать скипетр, как дирижер, отбивая два такта дирижерской палочкой. Что касается членов королевской фамилии, они поворачивались то в одну, то в другую сторону, отвечая на приветствия, тогда как герцоги, маркизы, баронеты дефилировали
