Он думал, что женщина с дипломом магистра по истории музыки и разговаривать не захочет с человеком, который даже в колледж не ходил, а был заядлым серфингистом и зарабатывал на жизнь, подстригая газоны.
Я же не думала, что парень, за которым могла пойти любая особь с двумя Х-хромосомами, посчитает меня хотя бы симпатичной.
Прошлой ночью он осторожно положил свою руку на нашего ребенка — словно зонтиком накрыл.
— Мне казалось, что говорить о ребенке — плохая примета.
Это правда. По крайней мере, так всегда было для меня. Но мы уже так близки к финишу. Вот-вот пересечем финишную черту. Что может случиться плохого?
— Я передумала, — заявила я.
— Хорошо, в таком случае Элспет, — предлагает Макс. — В честь моей любимой тетушки.
— Пожалуйста, скажи, что ты только что это придумал.
Он смеется.
— У меня есть еще одна тетя, Эрминтруда.
— Ханна, — парирую я. — Стелла. Роза.
— Это цветок, — отвечает Макс.
— Да, но я же не предлагаю назвать ее Гвоздикой. Роза — красивое имя.
Он наклоняется над моим животом и прижимается к нему ухом.
— Давай у нее самой спросим, какое имя ей нравится, — предлагает Макс. — Думаю… погоди-ка… нет, постой, она дает знать ясно и четко… — Он поднимает на меня глаза, ухо все еще прижато к животу. — Берта, — произносит он.
Ребенок, как будто в ответ, резко пинает его в челюсть. И я уверена, что сейчас она дает понять, что все хорошо. Что говорить о ней совсем не плохая примета.
Меня выворачивает наизнанку, меня режут ножами. Я еще никогда не испытывала такой сильной боли, как будто она поселилась у меня внутри и отчаянно пытается вырваться наружу.
— Все будет хорошо, — бормочет Макс, сжимая мою руку, как будто мы соревнуемся в армрестлинге. Интересно, когда он успел приехать? И зачем меня обманывает?
Его лицо белее мела, и, несмотря на то что он всего в нескольких сантиметрах от меня, я едва различаю его. Вместо этого перед глазами размытое пятно из докторов и медсестер, которые заполнили крошечный родзал. В руку мне воткнули капельницу. Мой живот обвязан лентой, которая подсоединена к монитору для наблюдения за состоянием плода.
— У меня всего двадцать восемь недель, — задыхаясь, говорю я.
— Мы знаем, милая, — успокаивает сестра и поворачивается к врачам. — Я ничего не вижу на мониторе.
— Попробуй еще раз.
Я хватаю медсестру за рукав.
— Она… она слишком маленькая?
— Зои, — успокаивает меня сестра, — мы делаем все возможное. — Она нажимает на кнопку на мониторе и поправляет ленту на моем животе. — Не слышу сердцебиения.
