Тут я окончательно проснулась.
Я увидела, как эти бедные и усталые люди, такие же бедные и усталые, как и мои родные в Эйстридале, стали вытаскивать из карманов кошельки, открывать их своими натруженными пальцами. Мне вдруг захотелось поцеловать и облить слезами эти руки. Они доставали свои жалкие трудовые гроши, пресловутую «лепту вдовицы», вытряхивали кошельки над столом, а те, у кого не было денег, старательно выводили свои имена в списке. И я почувствовала, что во всем и всегда буду вместе с этими людьми, какие бы скучные для меня темы они ни обсуждали, и независимо от того, будет ли распахана неведомая мне земля в Мосфельсвейте; вместе с ними я стану выступать против тех господ в цилиндрах, которые собираются обмануть простой народ, украсть и продать его родину. Я тоже нацарапала свое имя и обязалась платить десять крон в месяц в фонд газеты, хотя никогда ее и в глаза не видела.
Хозяйка квартиры предложила нам кофе, но многие, в том числе и я, торопились домой; некоторые ведь даже не успели помыться после работы, а время было уже позднее. Хозяин дома, который председательствовал на собрании, проводил меня до двери. Он пригласил прийти и в следующий раз, но тогда уж я непременно должна буду остаться и выпить кофе.
Вот я и побывала на собрании ячейки.
У дома стоял «кадиллак».
Я не могла понять, что за запах ударил мне в нос, когда я открыла дверь черного хода, я даже не поняла, хороший он или дурной, — ведь запах кажется плохим или хорошим в зависимости от того, какие воспоминания с ним связаны, а этот был, во всяком случае, не хуже запаха табачного дыма. Не загорелось ли где-нибудь?
Когда я прошла из кухни в переднюю узнать, что случилось, я увидела, что дверь в кабинет хозяина открыта. Депутат альтинга, склонившись над чем-то, сидел спиной к двери, положив ноги на стул.
— Здравствуйте, — сказал он, не поднимая глаз и продолжая заниматься своим делом.
— Это только я.
— Хотите сигарету? Там, на столе.
— Я не курю. Мне кажется, здесь как-то странно пахнет. Оставить дверь открытой?
— Я открыл дверь, чтобы выветрился запах проклятого ладана. Войдите, я вам покажу нечто такое, о чем вы и понятия не имеете.
Он разговаривал со мной как всегда, добродушно и весело, и все же чувствовалось, что мысли его чем-то заняты. И я не знала, стоит ли входить, хоть он и пригласил меня, — я всего-навсего служанка. Интересно, где фру? Но ведь я не раба, я такой же человек, я свободная женщина.
