— К счастью, нет двух людей, похожих друг на друга, — сказала я.
— Но разве ты не чувствуешь, что от меня исходит ток? — удивился он.
— А разве недостаточно, что вы сами это чувствуете?
— Я знаю, что не похож на других. Это у меня с детства: мне уже тогда казалось, что во мне божественная душа. Я смотрел на мир как бы с высоты многих тысяч метров. Даже когда меня били, у меня было ощущение, что это происходит не со мной. Я думал, что могу взять Рейкьявик под мышку и унести.
— Должно быть, очень странно так думать, — сказала я. — Мне трудно это понять, у меня никогда не возникали подобные мысли.
— А для меня это совершенно естественно. Все, что говорят другие, меня не касается. Я выше всех, выше всего. Я не могу не улыбаться, глядя на людей.
— Вот как!
— Я чувствую, что бог и я — это одно и то же. Я чувствую, что я и Иисус, и Магомет, и Бу… как его, Будда — это одно и то же.
— А почему вы вдруг так решили?
— У меня это врожденное. Сначала я думал, что у всех так, что все люди — сумасшедшие. Я стал расспрашивать других мальчиков. Но они меня не понимали. И вот наступил день, когда я догадался, что это происходит только со мной и с Беньямином. Нас только двое таких.
— Каких таких?
— Представь себе, у тебя — душа. Вечная, божественная душа. Ты чувствуешь, что ты и бог — одно целое. И вот ты идешь и крадешь, может быть, убиваешь человека. Но это неважно. Ты — душа. Ты — часть бога. Тебя бьют, но тебе это все равно, в особенности если бьют сильно. Даже если бьют насмерть, даже если полицейский оглушит тебя ударом по голове и потом наденет на тебя наручники. Все равно ты блажен, потому что тела у тебя нет. На следующее утро ты предстанешь перед судом, но душа твоя покоится в боге. Тебя посадят за решетку, но ты даже не поймешь этого, ты ничего не понимаешь, кроме Иисуса, Магомета и как там зовут еще того, третьего. Ты только слышишь голос, который тебе все время шепчет: ты — это я, я — это ты! Я блажен, даже если меня и не били. И небо и земля открыты предо мной, ничто не может принести мне вреда, я все понимаю, всем владею и все могу.
— Мне кажется, — сказала я, — если вы действительно такой, как рассказываете, то должны явить знамение. — Но он не понял слова «знамение», и я объяснила: — Совершить чудо.
Он ответил:
— Ни один человек в мире, кроме меня, не умеет играть на вяленой треске. Если бы я хотел, я отправился бы в Голливуд и стал там миллионером.
Я промолчала. Бог Бриллиантин взял меня под руку, привлек к себе и заглянул в лицо.
