Ты думал, она ушла. Куда ей было идти? Как она могла уйти, если у нее никогда не было матери?
Все девочки были ненастоящими — маленькими и призрачными. Сквозь них просвечивали ветви деревьев, и зыбкие контуры тел колыхались от слабого ветерка.
Колдун повернулся и бросился бегом сквозь лес.
Замок застыл, как и все в этом месте. Разваливающиеся стены, расколотая кладка и осыпавшаяся черепица. Восточная башня начала падать, да так и застыла, летящая к земле — невозможно накренившись, с замершими в воздухе каменными глыбами.
Девочка стояла у окна и смотрела на лес. Как и колдун когда-то, прижалась к решётке, но не изо всех сил, а лишь слегка прикоснувшись к прутьям. Она смотрела в глаза колдуну, стоявшему под башней, а колдун смотрел на нее.
Она уже давно все поняла. И теперь нет никакого смысла отходить от этого окна и делать что-то еще. Нет вообще никакого смысла — ни для чего. Как она могла измениться, если ты не придумал для нее ничего, кроме этого не по росту большого подвенечного платья? Как она могла куда-то уйти, если за лесом для нее нет никакой деревни?
Мельник смотрел на дочку и не видел ее. Для него она была далеко, растила детей и ухаживала за мужем. Девочка видела своего отца мертвым, лежащим лицом на ботинках. Петрович получил иллюзию свободы — и плачет теперь ночами в деревне, среди таких же бесконечно свободных и невыразимо одиноких призраков.
Мертвые не приходят. Ушедшие не возвращаются назад. Прошлое не повторяется. Будущего еще нет. И лишь в воспоминаниях время вечно.
И колдун, наконец, ощутил ужасный холод, увидел свои ноги, обожженные холодом до черноты, почувствовал ледяные иглы в груди и закричал от страха и боли. Как можно жить, если сердце не бьется?
Он упал на снег, свернувшись в комок, пытаясь задушить рвущийся крик, заглушить боль. Как можно идти куда-то, если сердце сгорело в камине?
Глаза заволакивало пеленой, руки и ноги не слушались. Болело все внутри — сердце, грудь, отбитые и заполненные кровью легкие. Болели отмороженные ноги, разодранное лицо. Девочка вдруг оказалась совсем рядом, в нескольких метрах, и смотрела на колдуна не по-детски серьезно.
Ног нет. Ноги ушли, я их не чувствую.
Бог — это любовь.
…Что-то страшное случилось там.
Свобода — это всегда одиночество.
…Временами к нему приходила зима.
Я буду надеяться — мне так легче…
Для Хенаро это Икстлан, для тебя это будет Лос-Анджелес, для меня…
Птица будет петь…
Внутри.
И колдун закричал. Ветер, медленно набиравший силу все это время, вдруг превратился в настоящую бурю, задул яростно и жестоко. Со всех сторон полетел густой снег, мир сжался в маленький клубок. Колдун снова закричал, так, чтобы мельник на крыльце услышал и понял его. Старик взглянул перед собой, глаза его широко раскрылись — он увидел девочку возле замка, побежал к ней, но, запнувшись за первую же кочку, упал и разбил о камень голову.
