— Да у него и друзей-то не было. Мы одноклассников обошли, сослуживцев, они с перепугу и рады бы его сдать, но не знают, где он.
Бандиты сидели в домике, сгрудившись вокруг карты, и отмечали, где может прятаться Лютый.
— Дачи?
— Сторож говорит, в пару домов влезли, украли продукты. Но это обычное дело.
Саам сделал отметку на карте.
— Заброшенные рабочие посёлки смотрели?
— Приезжали туда, никого.
Саам зло засопел, раскачиваясь на стуле. Когда Лютый застрелил Могилу, ему было смешно. Он не испытывал к нему злости, считая за орудие, которым отомстил Могиле за Северину и за то, что столько лет приходилось быть на вторых ролях. После смерти Требенько Саам растерялся, а изуродованный труп Антонова, который ему показали в морге, заставил бандита похолодеть. Он был уверен, что имеет дело с таким же, как он, безжалостным, готовым на всё человеком, который мстит за унижения и не остановится, пока не перебьёт всех, кого ненавидит.
— Я знаю, это он, — выплёвывал он слова сквозь щели в зубах. — Маленький человечек возомнил себя правосудием. Но правосудие — это мы, и это устраивает даже таких, как Лютый!
Вскочив, он измерял комнату шагами, и притихшие бандиты терпеливо ждали его указаний.
— Охотников подключите. Спросите бичей, если он, и правда, в лесу, то рано или поздно придёт пожрать на свалку.
Саам чувствовал себя загнанным в угол. После смерти Требенько полицейские затаились, избегая его: не приезжали на встречи, не отвечали на звонки, и он не знал, что происходит за стенами отделения, а когда Саам терял над чем-либо контроль, у него уходила почва из-под ног.
На пороге появился невзрачный чиновник и, разложив на столе бумаги, объявил, что деревянный домишко готовят под снос. У Саама поплыло перед глазами, а язык превратился в тряпку, так что он не мог и слова сказать, растеряно уставившись на гостя.
— Будем строить бассейн, — пояснил чиновник, сглатывая кислую от страха слюну. — Дом-то старый, трухлявый, — обвёл он комнату руками, — он уже давно не жилец.
— Как и ты! — бандит с широким шрамом, рассекавшим напополам его свирепое лицо, достал финку из-за голенища.
Чиновник тихо охнул, прижав руки к груди.
— Убери! — крикнул Саам, и бандит, заскрипев зубами, убрал нож.
Сгрудившись над столом, бандиты чесали затылки, не в силах понять, кто осмелился поднять на них руку. А чиновник, трясущими пальцами прячущий бумаги в портфель, не смолкал:
— Я — человек маленький, моё дело — бумаги принести, рассказать. Я же не решаю, что снести, что построить…
