Вытряхнув на стол спички из коробка, он откладывал по одной, считая, что если в неделю будет убивать по одному человеку, то за год расправится с пятьюдесятью, за десять лет убьёт пятьсот, за двадцать — тысячу. Ни мотивов, ни улик — случайные прохожие, случайно убитые случайным убийцей. Кто заподозрит его?
«Чем я хуже Бога? — оправдывал Каримов свою безумную затею. — Разве он не прячется от нас, словно преступник? И разве не убивает тайком, когда мы меньше всего ждём встречи с ним?»
Каримов не смотрел телевизор, а когда обсуждали телевизионные шоу, вставал из-за стола, громко отодвигая стул. Глядя на головы, из которых торчали телевизионные антенны, он ещё сильнее ощущал одиночество, которое горькой слюной выступало во рту. Вечерами он скучал, лёжа на кровати, и, заглушая бормотание приёмников и телевизоров в соседних номерах, заводил Баха.
— Весь мир — гостиница, а мы — лишь случайные постояльцы, — разводил Каримов руками на недоумённые расспросы, почему он не переезжает в квартиру.
За полярным кругом зима тянется полгода, а ночь сменяется ночью, и в этой непроглядной тьме теряется ощущение времени, так что кажется, что зима и ночь никогда не закончатся. Глядя на замёрзшее окно, Каримов думал, что жизнь, словно морозный узор на стёклах, издали кажется и вычурной, и красивой, а приглядишься — одна бессмыслица. Гоня от себя эти мысли, Каримов вновь представил себя убийцей и, спешно одевшись, вышел из номера. Отмахнувшись от охранника, он сбежал по ступенькам, насвистывая фугу, и пятки щекотало от предвкушения. Подняв воротник, он спрятал свой хищный нос, по которому его легко могли узнать, и нырнул в темноту.
Редкие фонари освещали только часть улиц, и прохожие шли как слепцы, по скрипучему, сверкающему снегу. В Москве он таял сразу, превращаясь в грязное месиво, а здесь лежал слоёным пирогом, перемешиваясь с рудной пылью, серой пеленой ложившейся на сугробы и лица. Толстая женщина с авоськами, переваливаясь, осторожно спускалась с обледенелой горки, так широко раскинув руки, что казалось, будто она несёт коромысло с вёдрами. Увязавшись за ней, Каримов свернул в подворотню. В голове пронеслось, как, вытащив пистолет с глушителем, который ввернёт ей в ухо, словно палец, сделает два выстрела и, подхватив обмякшее тело, осторожно опустит на красный от крови снег. Спрятав пистолет за пазуху, он пройдёт через двор, выйдет в арку и, закурив, поспешит в гостиницу. Пройдя через двор, Каримов удостоверился, что там есть арка и, если бы он застрелил толстуху, смог бы скрыться. Развернувшись, он поспешил обратно, не обернувшись на женщину, поставившую авоськи на снег, чтобы перевести дух.
