Мне очень захотелось послушать, о чем же это они говорят с Подгорным, для чего такая конспирация. Обычно Игнатов любил демонстрировать свои близкие отношения с членами Президиума ЦК и громко кричал в трубку: «Здравствуй, Лёня!» или «Привет, Коля!»
Только я спустился с крыльца, как заметил приближающуюся по дорожке фигуру.
— Вася, а где Николай Григорьевич? — окликнули меня.
Это был Трубилин. Он не заметил, куда делись Игнатов, Титов и Воробьев, и теперь разыскивал их по парку.
— Вот там все собрались, — показал я Трубилину на освещенное окно кабинета.
Он заторопился в дом, но тут же вернулся.
— Все прячутся. Они всё знают, а я ничего не знаю…
— О ком это вы? Трубилин встрепенулся:
— Не буду говорить, ну их… Я и без них всё знаю, ведь все постановления идут через меня…
Бормоча что-то себе под нос, он скрылся в темноте.
Из кабинета вышли Игнатов, Титов и Воробьев. На ходу они вполголоса о чем-то говорили — видимо, обсуждали разговор с Подгорным. Заметив меня на крыльце, они умолкли и стали прощаться. Краснодарцы остались ночевать на соседней даче, а остальные отправились по домам.
Утром, проводив краснодарцев домой, Николай Григорьевич пригласил меня на прогулку. Разговор крутился вокруг вчерашнего приема.
— Видишь, никто за него и тоста не поднял. Это хорошо! — с удовлетворением произнес Игнатов.
— За кого «за него»? — не понял я.
— За Никиту.
Без видимой связи с предыдущим он добавил:
— Титов — хороший человек.
Это была его обычная оценка окружающих: те, кто согласен с Игнатовым, поддерживает его, — хорошие люди, остальные — нехорошие, разных оттенков.
— Ничего, Вася, — успокоил он меня, — подожди немного. И у тебя впереди есть перспектива. Не волнуйся.
Я не стал уточнять, что он имеет в виду, и разговор перешел на рыбную ловлю.
Больше ничего примечательного в Сочи не произошло. Отпуск подходил к концу, и я еще раз напомнил Николаю Григорьевичу, что он собирался заехать в Армению.
— Не поеду. Заробян был у Брежнева в Москве. Пора домой собираться, — ответил он.
В Москву мы вернулись 19 сентября. В понедельник я был у него на даче, занимался устройством различных хозяйственных дел. Игнатов часто использовал меня в качестве секретаря, и в этот раз, увидев меня, попросил соединить с Кириленко, отдыхавшим в Новом Афоне. Трубку взял дежурный и, узнав, кто спрашивает, ответил, что Андрей Павлович купается в море и к телефону подойти не может.
Этот ответ, к моему удивлению, привел Игнатова в волнение.
