— Когда я не слушалась, она меня… она делала вот так! — и Дженни показала, как няня шлепала ее пониже спины.
— Подумать только, какое чудовищное нарушение личной неприкосновенности! — сказал Ланселот, смеясь. — С тобой, Дженни, не соскучишься!
— Смеешься… А когда наши родители узнали об этом, они возмутились и немедленно няню прогнали. Я скучала по ней и целый год шаталась по дому без надзора. Вот тогда я и нашла на чердаке книги. А потом меня отдали в закрытую школу—пансион, и с тех пор ко мне, слава Мессу, никто никогда не прикасался.
— Все понятно. Меня, к счастью, ни в какую закрытую школу не отдавали.
— А почему? Разве не было тогда школ для детей—инвалидов?
— Они и сейчас есть. Средняя продолжительность жизни детей в таких школах один—два года: ровно столько, пока длятся эксперименты над ними. Такие дети никому не нужны, кроме родителей, если те их любят, конечно.
— Ну хорошо, твои родители тебя любили. Но разве это давало им право издеваться над тобой?
— Дженни, они надо мной никогда не издевались, они меня очень любили!
— А поцелуи? А личные прикосновения? Не станешь же ты утверждать, что тебе это нравилось?
Ланселот начал было смеяться, но сразу же закашлялся.
— Ой, прости! Я совсем не хотела тебя расстраивать, Ланс!
— Ты меня не расстроила, а рассмешила. Дженни, а ты сама любишь детей?
— Не знаю, Ланс. Я их никогда близко не видела, только в новостях по персонику.
— Тогда тебе трудно понять… Постой! Ты как—то рассказывала, что у тебя есть ослик Патти и ты сама выкормила его из соски, так?
— Так.
— А тебе очень противно было к нему прикасаться?
— Ну что ты, Ланс! Ослик — это же не человек! И потом, он всегда был такой лапушка…
— Ты и сейчас его гладишь, треплешь за уши — где же твоя брезгливость?
— Ты говоришь глупости, сэр Ланселот. Трогать ослика, птицу, бабочку можно, хотя на них, конечно, полно микробов, и после этого надо мыть руки антисептическим мылом. К Патти, впрочем, это не относится: я его раз в неделю мою специальным шампунем для лошадей, так что он всегда чистый. А людей трогать нельзя потому, что этим ты нарушаешь зону их личной неприкосновенности, "зону комфорта". Нормальный человек не хочет, чтобы к нему прикасались другие, и это не столько из—за опасности инфекции, сколько из самоуважения. Понял теперь?
— Нет, не понял. У меня другие понятия о проявлении уважения к личности, — рассерженный Ланселот снова закашлялся.
— Не притворяйся, пожалуйста. Смысл "правила двух вытянутых рук" понятен каждому, у кого есть мозги и руки. И давай лучше вернемся к моей книге. Она хоть и страшная, но полезная. Тут сказано, что при сильном кашле надо приподнять больного и дать ему выпить горячее питье. У тебя есть горячее питье?
