ния мелодии — давно уже нашли поп-культурное воплощение
в отделах джаза и техно. В то же время индустрия классической
18
музыки практически разрушила себя сама, продолжая из года
в год выпускать записи лучших оркестров мира, исполняющих
один и тот же стандартный набор произведений, несмотря на то
что разница в исполнении может быть интересна очень немно-
гим, и еще меньше ценителей смогут эту разницу обнаружить.
В результате потенциально интересный жанр оказался в тюрьме
стеклянных стен. Отдел классической музыки был практически
пуст; как я недавно узнал, этим можно было воспользоваться и
платить в нем за диски из других отделов, когда к кассам наверху
стоят большие очереди.
Я не нашел того, что искал в отделе импортных дисков, зато обнаружил несколько других альбомов, которые хотел
купить, — пластинку джангл-диджея Эл Ти Джей Букема и
сборник треков-гибридов рока и техно Big Beat Manifest o. (Харак-
терный для супермаркета способ сбыта: усовершенствование
товара за счет более широкого набора его характеристик и их
неожиданного соединения.) Кроме того, вернувшись наверх, я нашел диск группы из Эссекса Underworld под названием
Dubnoas swith my head man, который мне очень хвалили. Через двад-
цать минут я снова был на Тайм-cквер, держа в руках красный
пластиковый пакет с дисками на сумму $59,49. На Сорок пятой
улице я остановился, распечатал диск Underworld, открыл пла-
стиковую коробку, извлек из нее драгоценную полиуретановую
конфетку и вставил в плеер.
Клинтон уже закончил свое обращение к гражданам, и люди
на Тайм-сквер перенесли свое внимание на другие объекты.
Я постоял еще некоторое время в желтом сиянии, дожидаясь, пока техно в наушниках вернет моему сознанию порядок, нару-
шенный гангста-рэпом. Строчка «Небоскреб, я люблю тебя»
отложилась у меня в мозгу подобно тому, как раньше, до того, как
19
я купил плеер и сделал поп-музыку саундтреком своих переме-
щений по городу, в мозгу у меня оседали стихотворные строчки.
Я двинулся по Сорок четвертой улице мимо изящных завит-
ков в неоклассическом стиле на стенах театра Беласко и через
рифленые колонны старой элитарной культуры Нью-Йорка.
У Шестой авеню я срезал угол, пройдя через отель «Ройялтон».
Ресторан отеля, имевший название «44», был своего рода столо-
вой издательского дома Condé Nast . Почти ежедневно на четырех
скамьях, обитых зелено-желтым бархатом, можно было увидеть
самых важных редакторов Condé Nast , культурных арбитров моего
