зонты дальше поп-культуры ни к чему не привели. Симфониче-
ская музыка была великолепна, но дома я предпочитал слушать
только поп — «Битлз», CSNY, Woodst ock и «Волосы». Ближе всего
я подошел к опере, слушая «Томми», «Квадрафению» и «Иисус
Христос — Суперзвезда», с которыми познакомился в один-
надцать лет и которые наложили отпечаток Нового Завета на
депрессивный индивидуальный страх и псевдоаутентичность
фолк-рока.
Я без возражений соглашался, что классическая музыка на
порядок выше по качеству, чем поп, и что рано или поздно я
смогу оценить ее по достоинству. Поп-музыка была приколь-
ной, веселой, лиричной, открытой, честной, но в то же время
абсолютно фальшивой. Она был символическим языком для
выражения того, о чем не скажешь словами в реальной жизни, —
любви, боли, счастья. Если бы мне тогда сказали, что в тридцать
семь лет я все еще буду слушать поп-музыку, я бы не поверил (я
ведь не был идиотом). Но я знал и то, что, сидя без света в своей
комнате и слушая, как Нил Янг поет Sugar Mountain, я получал
66
опыт, который по своей важности и влиянию на мою жизнь
никогда не сравнится с миром культуры моих родителей.
Отец использовал свою одежду, чтобы передать мне культуру.
Я, в свою очередь, использовал одежду, чтобы противостоять
этим его попыткам. В детстве у меня было множество красивых
вещей, купленных родителями, но я делал все возможное, чтобы
их не носить. Не стараясь сделать это специально, я рвал шел-
ковую подкладку великолепного пальто из верблюжьей кожи, подаренного отцом, терял пуговицы от костюма Brooks Brothers, отрывал по швам карманы вечерних костюмов.
— Ты плохо относишься к своей одежде, — говорила мать.
И она была права. В том возрасте мой шкаф был объектом
применения злобы, которую я направлял на невинные пред-
меты одежды. Казалось, что внутри меня под всеми этими доро-
гими одеждами неистовствует, пытаясь вырваться наружу,
«грязный фермер». С другой стороны, мой брат, казалось, совер-
шенно безболезненно перенял отцовское отношение к одежде.
Его шкаф был своего рода подрост
ковой версией гардероба
моего отца. Мой шкаф был антигардеробом.
Родителей обрадовало, что, став взрослым, я приобрел раз-
меры и комплекцию отца. Конечно же, отец был очень дово-
лен. В детстве он не уделял мне много времени, потому что был
занят зарабатыванием всех тех преимуществ, которыми мы
пользовались. Мы никогда не играли вместе в мяч и не ходили
в походы — даже если у него было время, у него не было подхо-
