Двери во всех комнатах второго этажа открыты, как и в тот раз, когда я тут был. Я заглядываю в спальню Марианне и Брура Скууга. Там стояла смешная кровать с механическим устройством, позволявшим как угодно регулировать ее высоту, совсем как у кроватей в больницах. Ее там больше нет. Ее место заняла новая двуспальная кровать без технических хитростей и не такая кричащая, зато более женственная. Мне вдруг становится любопытно, спали ли в этой кровати какие-нибудь гости Марианне. Меня донимают грязные мысли, им не место у меня в голове. А вот ванная осталась прежней — строгой, серебристой, с огромным зеркалом. Мы с Марианне входим в комнату, где посчастливилось побывать и моей сестре Катрине. Я иду за Марианне, охваченный тупой болью. Хотя Аня умерла не здесь, в комнате чувствуется присутствие и дыхание смерти. Да, думаю я, этот затхлый запах и есть дыхание смерти. Широкая кровать стоит, как и стояла, но свадебной фотографии Марианне и Брура Скууга на стене больше нет. Только Бах и Бетховен висят по обе стороны от пустого пространства.
Мы осматриваемся. Я чувствую, что Марианне тоже больно видеть все это, что мы оба с трудом сдерживаем слезы, но не позволяем себе обнаружить свои чувства. Она не хочет, чтобы ее жалели. Не хочет, чтобы я обнял ее.
— Аня так любила свою комнату, — тихо говорит Марианне.
— Хотя в ней почти ничего нет?
— Она жила и дышала только музыкой.
— Это верно, но помню, я еще тогда подумал, что Бах и Бетховен на стене слишком мужская компания для молодой девушки.
Марианне смеется.
— Ты хорошо ее знал. И помнишь, какой она была аскетичной. У нее были очень скромные потребности. И, если эта комната тебя устраивает, но тебе не нравятся эти портреты, можешь просто их снять. Хорошо? У меня с головой все в порядке. Эта комната не мавзолей. В ней ты волен делать все, что захочешь.
Я стою в прихожей и слушаю эхо своих слов — значит, я могу въехать в следующий понедельник в шесть часов? В это время она уже вернется с работы. Потом я вспоминаю то, что сказала Марианне: я могу жить в Аниной комнате, я должен ухаживать за садом, делать там минимум того, что нужно, — она нетребовательна, — и могу заниматься на рояле каждый день с восьми до семнадцати. Целый океан времени! Девять часов ежедневных упражнений! Кроме ухода за садом, я должен расчищать снег, мне разрешено пользоваться «Амазоном», когда я получу водительские права, я должен делать для нее покупки, но это редко, в исключительных случаях, вечером она нуждается в тишине, и в это время гостиная должна принадлежать
