Черная вдова | страница 12



У дряхлого, с ободранной корой, карагача облачался с помощью слуг в несвежую белую одежду кривоногий Бурхан-Султан, настоятель соборной мечети. От карагача к воротам богатой крестьянской усадьбы, возле которой был разбит шатер, и обратно к дереву чинно прохаживались Нур-Саид и присные.

Нур-Саид – скучающе:

– Что, полегчало?

– Еще бы! – сердито Дин-Мухамед. – С утра вчерашнего дрыхнет. У обезглавленного и то голова приросла бы.

Растерялся Бахтиар.

– Как это – со вчерашнего?

– Так. День проспал, ночь да еще полдня.

– А вы… до сих пор не собрались?! – изумился Бахтиар.

– Ишь ты! – вскипел Дин-Мухамед. – Тебе можно прохлаждаться сколько хочешь, а нам нельзя? Ты кто? А мы кто? Мой родитель, слава аллаху…

– Не ладо! – Бахтиар схватился за голову. – Я не по своей воле забылся.

– Не по своей! Видали.

– К чему ты это? – глухо пробормотал Бахтиар, стараясь пересилить боль. – Я устал… не мог иначе.

– Мы тоже иначе!

– И не заметил, как уснул. Будто в колодец с ходу провалился.

– Мы тоже в колодец!

– Я никогда…

– Мы тоже никогда!

– Хватит! – застонал Бахтиар. – Привязался.

– Сам привязался! Собрались, не собрались. Заладил.

– Смотри-ка! Можно подумать – ради меня война с татарами. Из-за вас хлопочу – хочу, чтоб вам было лучше.

– Без тебя знаем, что делать!

– Почему же топчетесь тут, как бараны в загоне? Давно, еще тридцать дней назад, следовало выступить к Сейхуну. Опоздали по неразумию – постарались бы хоть малую часть упущенного наверстать.

– По неразумию? Ого! Жалить начинаешь? Пригрели змею. А мы думали…

– Чем? Мозгов-то нет.

Легче себя за подбородок укусить, чем дурака в споре одолеть. Ты ему – про звезду, он тебе – про собачий хвост… Кто пересилит упрямца, который, как бешеный пес за палку, цепляется за слова, не желая вникать в их суть?

Попробуй передать ему дружелюбную сдержанность, уважительность к собеседнику. Спокойную твердость, уверенность. Ясность и четкость суждений. Ничего не выйдет. Тупица не способен их воспринять. Ведь иначе его и не звали бы тупицей.

А вот дурень легко и нагло навяжет тебе грубость, запальчивость. Почему? Никакой мудрец не выдержит, если прямо в лицо ему примутся брызгать слюной.

Не обида за себя всколыхнется, – хотя, казалось бы, чего ради терпеть назойливо лезущую в рот муху, – а горечь и скорбь, возмущение человеческой глупостью. Хочешь доказать болвану, что он – болван. Может, притихнет? Задумается? «Почему это люди дураком меня кличут? Давай-ка лоб напрягу, себя огляжу. Может, и вправду я вовсе не пуп земли, а просто козявка? Может, и впрямь я – дурак?»