Каникулы совести | страница 71



— Да-да, и у великих тоже бывают минуты слабости. Но будьте снисходительны. Тогда была действительно тяжёлая ситуация. Вы, может быть, помните съезд МСГГ в 2039 году?.. Сюжет тогда показывали по всем каналам.

Я вновь мысленно похвалил себя за тщательную политподготовку: даты у меня теперь от зубов отскакивали — 2039-й был тот самый незабываемый год, когда Россию посетила КпРПГП (межнациональная комиссия по расследованию противогуманистических преступлений).

— Утечка информации, — простодушно пояснил Кострецкий. — Страшная глупость. Мой, пожалуй, самый крупный прокол за всю эту счастливую эпоху — чёртов физик со своими торсионными полями и прочими завихрениями, о которых я даже думать боюсь, а то ещё, не дай Бог, мозги сломаю. Он неуязвим, гад, и отлично это знает. Я не сентиментален, но обезглавить российскую науку не поднимется рука даже у меня. Да что вам рассказывать? Вы ведь знакомы с академиком Боровским, не так ли?..

Я вздрогнул — он был прав, я хорошо знал Гришу, сына моего старинного, давно покойного приятеля Вити Боровского. Мы с ним даже не так давно виделись по поводу публикации одной отцовской рукописи, где осталось несколько неразборчивых мест (как и многие наши сверстники, бедняга за всю свою долгую и многотрудную жизнь так и не решился освоить Ворд). Расшифровать их мог, пожалуй, один я, неплохо знавший тематику, а, главное, почерк покойного — в дни юности мы не раз обменивались «шпорами» и конспектами. Я рад был хоть чем-то помочь Витиной семье, да и они, кажется, не без удовольствия слушали мои светлые, ностальгические, возможно, чуть излишне приправленные розовыми соплями воспоминания о старом друге. Я, помнится, ещё удивился тогда, как сильно сдал, растолстел и обрюзг Григорий Викторович, которого я знал ещё вот таким крохой. Нам ведь всегда кажется, что стареем только мы одни, а внешний мир так и остаётся в первозданном состоянии. Умом я, конечно, понимал, что Григорию уже и самому перевалило за семьдесят, то есть он, мягко говоря, далеко не юнец. Но для меня-то он навсегда остался тем смешным тонконогим Гришкой с перепачканными травой и зелёнкой мослами, который то и дело врывался на кухню в самый разгар политической либо постельной дискуссии, чтобы продемонстрировать нам, взрослым, новую модель ходячего робота, каким-то чудом смастряченного из игрушечного луноходика и останков двух старых телевизоров, найденных на ближайшей помойке. У мальчика уже тогда были потрясающие мозги, парадоксально совмещённые с удивительным отсутствием чувства такта.