В дверях, засунув руки в карманы, стояла Берн. Скудное освещение озаряло ее волосы, настолько белые, что они напомнили ему о смерти. Она протянула в его сторону ладони в робком жесте подчинения, дружелюбия, приглашения.
– Бак заснул, – проговорила она.
– Уже? – На его коленях лежала книга, и указательный палец левой руки замер на том месте, где он закончил читать. – Как быстро.
– Путешествие было долгим.
– Да, – сказал он, сам не зная почему.
Внезапный порыв ветра ударился об угол дома, залепив оконные стекла хлопьями снега.
Она уже была в комнате и в нерешительности застыла вблизи дивана.
– Я… я только хочу сказать, что мне вовсе не хочется спать, и я подумала, что было бы здорово, вы понимаете, просто посидеть у огня… недолго, конечно.
– Пожалуйста, – откликнулся он, и она присела у огня на корточки, откинула голову назад, чтобы расчесать волосы, и прошло немало времени – минут пять или десять, он не смог бы сказать точно – прежде чем она заговорила вновь. Он заложил страницу книги, когда она обернулась и сказала тихим шепотом:
– У Бака депрессия. Я хочу сказать, он болен.
Ее лицо было открытым и красивым: высокий лоб, нос юриста или поэта. Оно ошеломило его – настолько красивым, новым и мимолетным было это видение в его гостиной. Снег стучал в окна. Старая собака громко выпустила газы.
– Не может быть, – начал говорить Джон и заколебался. – Что вы подразумеваете под депрессией? В чем ее причина?
Она пристально взглянула, сосредоточив на нем ясный, неподвижный взгляд, который, казалось, говорил ему обо всем – навевал эротические, сумасшедшие мысли, но потом она опустила глаза.
– Он думает о том, что умрет.
Внезапно что-то сжалось в нем, что-то глубоко внутри но он не обратил внимания на это. Он собирался сказать: «Не говорите глупостей», но вместо этого решил произнести что-нибудь не столь резкое.
– Конечно, он умрет – сказал он. – Я имею в виду, что страх его рационален. Все мы умрем.
Он пристально посмотрел ей в глаза, осознавая себя оплотом стабильности и мудрости, и добавил, пытаясь улыбнуться:
– В конце концов… Взгляните на меня, мне уже пятьдесят. Но Бак и вы – дети, вы оба, о чем вам беспокоиться. Впереди у вас длинный путь. Забудьте об этом, наслаждайтесь жизнью, танцуйте под музыку жизни.
«Танцуйте под музыку жизни?» Фраза только что возникла у него в голове, и теперь он почувствовал себя немного глупо, немного необычно, но также ощутил, что обаятелен и мудр, все его существо наполнилось любовью и, может быть, страхом, так что он готов был вскочить с дивана и обнять ее.
