— Все в порядке, сэр Бернард? — осведомился Паризи.
— Не совсем. Что с вашими лакеями? — но, задав этот вопрос, сэр Бернард внезапно понял, что это глупо, что с лакеями ничего не могло случиться, что он сам тут виноват.
Широкое лицо Паризи выразило крайнее изумление.
— С лакеями? Сегодня работают те же, что и всегда. Отличные ребята — с большим опытом. Есть какие-нибудь жалобы, сэр Бернард?
Тон его был почтителен. Держался он как обычно. Но когда сэр Бернард пристально посмотрел в его глаза, он увидел в них где-то в глубине словно далекое пламя — нечто среднее между презрением и гневом и, несомненно, направленное против него. Улыбающийся Паризи, которого он знал и к которому постоянно ходил в течение стольких лет, ненавидел его.
— Нет, нет, Паризи, никаких конкретных жалоб, — невольно ответил он. — Но сегодня они как-то странно выглядят. Ничего общего с обычными официантами. Неподходящие типы для такого вечера.
Это, разумеется, было глупо, но на одну дикую секунду сэру Бернарду показалось, что не только Паризи смотрит на него с презрением или гневом — или с презрением и гневом одновременно, — но что позади Паризи стоит целая итальянская семья: полная смуглая женщина и несколько мальчиков и девочек, и все смотрят на него таким же взглядом. Он резко отвернулся, хотя Паризи еще бормотал какие-то извинения.
Он сказал себе, что должен молчать, что бы он не увидел или услышал, что бы ему ни померещилось или послышалось. На обеде все было в полном порядке. Эти внезапные кошмары — плод его собственного воображения. И он снова вспомнил: «Сегодня сами смотрите, куда вы идете». Нельзя сказать, чтобы в этом был какой-то смысл: если ему внезапно показалось, что лакеи похожи на злодеев-лунатиков, или представилось, что вся семья Паризи ненавидит его, — это не значило, что нужно смотреть, куда он идет. Произошло, собственно говоря, до крайности незначительное событие, которое почему-то взволновало его. Следовательно, надо это учесть, взять себя в руки и поступать так, словно все нормально, как оно в действительности и есть за пределами капризов его сознания.
— Простите! Что вы говорили? — спросил он Роулендса. Он сидел между лордом Купингом, который разговаривал с Брексли, членом кабинета, и сэром Джоффри Роулендсом, который должен был предложить тост за его здоровье.
— Я говорил, что мы должны потребовать более четкой координации между министерством снабжения и торговой палатой, — Роулендс произнес это с холодной медлительностью человека, который не любит повторять свои слова.
