На этот раз бабушка Явдоха выкапывает корни цикория не одна. Ей помогает внук Ваня. Он приехал с матерью. Та погостила денек и вернулась в город, а Ваня остался у бабушки на весь месяц.
И вот сидит Ваня среди будяков в одних трусиках, тоненький, беленький, и раскладывает корни: большой — к большому, маленький — к маленькому.
— Сегодня мы с тобой хорошо поработали, — довольно говорит бабушка Явдоха. — Еще выкопаем немного и пойдем обедать.
Солнце сильно припекает. Рыжая, в глубоких трещинах, земля пышет жаром, как перегретая печка. Кукуруза в бабушкином огороде свернула листья дудками, утомленно опустила их.
Разложив корни по кучкам, Ваня следит за бабушкой глазами, синими, как цветы цикория. Такие глаза у его отца, Антона Павловича, бабушкиного сына.
Задумчиво кивая, бабушка перебирает корни, осторожно очищает с них землю. Голова ее укутана дымчатым пуховым платком. Большая темная родинка на верхней губе окружена капельками пота.
— Тебе жарко, бабушка? — ласково спрашивает Ваня.
— Жарко, деточка.
— Ну сними платок.
— Нельзя, Антонович, голова болит.
«Это от болиголова у нее», — думает Ваня.
— И вчера болела? — интересуется он.
— И вчера, и позавчера. И зимой, и летом.
— Почему, бабушка? — Ваня не может этого понять. Когда однажды у него заболела голова, он выпил лекарство и в тот же день выздоровел.
— Застудила я ее, Ванятко. Давно уже. Еще в войну.
— А кофе из цикория помогает тебе?
— Помогает, а как же. Немножко помогает.
Ване хочется обнять бабушку, потрогать большую родинку на ее губе, но он удерживает себя от этого и говорит решительно:
— Я скажу папе, чтобы он отвез тебя в санаторий. Ладно, бабушка? Там тебя вылечат.
— Э-э, Антонович, — ответила бабушка, — старой лечиться — зря деньги тратить. Спасибо тебе, внучек, за ласку, да не годится мне в санаторий… Не будет проку.
Обняла бабушка Явдоха внука, поцеловала, подтолкнула в сторону пруда.
— Иди погуляй, я сама управлюсь.
Ваня вскочил и побежал по дорожке вниз, к пруду. Около старой вербы он остановился, нахмурился. Опять эта лошадь! Она медленно бредет среди колючих будяков, ищет корм. Уже целую неделю на Ваниных глазах она пасется здесь и ночует, и все ест и ест, а никак не может насытиться. Очень некрасивая лошадь и такая худая, что можно пересчитать все ребра. Цвет ее шерсти трудно определить. Она у нее разная: черная, белая и коричневая. А ходит странно — словно хромает на все ноги.
Лошадь подошла к леваде. На меже росла сочная трава. Ваня отломил хворостину от вербы.
