Честно говоря, я не очень понимал, зачем нам следует покидать гостеприимный паровоз. Я с тоской вспоминал пышущую жаром топку и постоянно оглядывался. Скоро мы удалились от локомотива настолько, что виднелся лишь дым от трубы.
Я не помнил, чтобы мне мне приснился снегопад. Но если поднялась метель, то так очевидно и произошло. Иначе откуда бы эта резкая перемена погоды.
Временно взявший на себя обязанности командира Овид шел не оглядываясь. По всему было видно, что он обеспокоен отсутствием Хомы. Люська причитала на ходу, а я проклинал себя за то, что послушался и взял ее с собой. Куда спокойнее путешествовать в чисто мужской компании.
Примерно через час на краю горизонта показалась щетка леса.
Деревья чернели, сливаясь в сплошную массу, так, что не разглядеть, лиственный это лес или хвойный, но скоро стало понятно - мы подходим к ельнику.
- Ну вот скажите на милость, - заговорил наконец Овид, - куда его понесло. Что за настырное существо!
- Это точно, - обрадовался я, что можно и поговорить. - Вечно лезет куда попало.
Пунктир следов уверенно сворачивал к лесной чаще, и нам ничего не оставалось, как свернуть за ним.
Ельник выглядел неприветливо. Но скоро между деревьями обозначилось что-то вроде тропы. Снег был утоптан, как будто здесь до нас ходили люди или животные.
Мы остановились на опушке, не решаясь углубиться в лес.
- А в глуще рымит бармаглот, злопастный брандашмыг, - процитировал я любимый стишок.
- Не знаю как насчет бармаглота, - отозвался Овид, - но вот брандашмыга я вам точно гарантирую.
Словно в подтверждение этих слов, из лесной чащи послышался дальний шум погони. Складывалось впечатление, что там идет охота и загонщики обложили матерого зверя. Постепенно шум стал приближаться.
- Мальчики, давайте пойдет обратно к паровозу, - находчиво предложила Люська. - Не нравится мне все это.
- А Хома? - только и успел спросить Овид.
В тот же момент между елями мелькнул силуэт, который было невозможно спутать ни с чьим другим.
- Хома! - закричали мы хором.
Табурет несся дикими прыжками, иногда проваливаясь в снег почти полностью, но каждый раз выбирался из сугроба и продолжал скакать под деревьями, как заяц под новогодней елкой.
- Вот шут гороховый! - не очень сердито произнес Овид и осекся на полуслове.
В сиденье табурета торчали две стрелы, и Хома верещал на бегу, словно щенок, получивший изрядную трепку.
- На деревья! - закричал Овид и, подавая пример, первым полез на ближайшую ель. Но потом спохватился, спрыгнул обратно и начал подсаживать на ветки Люську.
