— Глупый ты, глупый...
Наконец Фриц вырвался из ее объятий, и калитка захлопнулась за ним...
Но она опять не отпустила его, и снова — в который раз — он вернулся назад. И снова — в который раз — он заключил ее в объятия и вдруг рассмеялся, стоя рядом с ней у величественного дворца.
И, поглядев на обитель своих предков, она тоже рассмеялась, словно их мысли совпали.
Он начал расспрашивать ее о каждом из больших каменных гербов над окнами, о каждой надписи над порталом, и она, отвечая ему, все смеялась, смеялась...
То были громкие имена, гордость страны. Он не знал их, но она рассказала ему о каждом.
То была повесть о доблести. Повесть о битвах. Повесть о тех, кто одерживал победы на поле брани.
Он смеялся.
Она рассказывала о щитах, владельцы коих в прошлом охраняли престол. О гербах семейств, которые вели свой род чуть ли не от святого Петра.
Она смеялась.
И, словно распаленная этим кощунством, она осыпала его все более пылкими ласками, которые казались грубыми, чуть ли не богохульственными в занимающемся свете дня, и все говорила и говорила, точно стремясь, слово за словом, сорвать со стен дома гербы предков и потопить их в черном омуте своей любви.
— А этот? — спросил он, указывая на один из гербов.— А вон тот?
Она продолжала рассказывать.
История многих веков развертывалась перед ним. Воздвигались и рушились королевские троны; вот этот рыцарь был другом короля. А вон тот привел его к гибели.
Она продолжала свой рассказ торопливым, насмешливым шепотом, прислонясь к плечу циркача, упиваясь самим сознанием совершаемого ею кощунства.
И он тоже пьянел от ее слов.
Казалось, оба уже видят конец, падение этого величественного здания, с его гербами, порталами, щитами, мемориальными досками и шпилями; падение дворца, разрушенного, сметенного с лица земли ураганом их страсти.
Наконец она оторвалась от него и метнулась назад— в дом.
В последний раз она обернулась к нему в узких дверях, помахала ему рукой и, напоследок отвесив издевательский поклон огромному гербу над подъездом, рассмеялась.
Фриц зашагал домой. Он словно летел на крыльях. Он все еще ощущал ее ласки.
Вокруг просыпался большой город.
По улицам катились повозки. Все сокровища цветочного рынка были на них: фиалки, ранние розы, медвежье ушко и лакфиоль.
Фриц запел. Вполголоса напевал он слова «Вальса любви»:
Amour, amour,
Oh, bel oiseau,
Chante, chante,
Chante toujours...
Одна за другой проезжали мимо него повозки. Улицу заполнил аромат цветов.
