Выяснилось, что один начинающий журналист очень хотел прославиться и «сделать сенсацию». С этой целью он очаровал телеграфисту с городского телеграфа и попросил помочь найти интересные материалы, обещая в награду коробку конфет. Молодая барышня недолго думая составила несколько таких телеграмм, передала своему поклоннику и получила сладости. Когда началось следствие, немедленно призвали журналиста, затем телеграфистку, и та, расплакавшись, сразу же призналась в фабрикации. Подделка была установлена с несомненностью, но Муравьёв все никак не мог успокоиться и даже хотел уговорить телеграфистку отказаться от признания. Но его всё-таки убедили не покрывать комиссию позором, так как грубость подделки сразу же бросалась в глаза.
Такого же «высшего качества» были и прочие «изобличающие сведения»: несколько недель изучали версию о шпионском телефонном кабеле между Царским Селом и Берлином, искали подтверждение слухам о тайных визитах эмиссаров кайзера в Петроград, разыскивали «приказы Императора» об установке на чердаках домов тысячи пулеметов, из которых «расстреливали народ». В итоге не только не обнаружили никакого приказа, но даже ни одного пулемета не нашли.
Однако правду не оглашали. Хоронили версии тихо, мирно, «по-семейному». Законы бульварной журналистики (и бульварной политики) соблюдались неукоснительно. Сначала в течение нескольких дней или недель та или иная сенсация раскручивалась в прессе, затем, когда выяснялась ее очевидная лживость, «факт» просто исчезал из обращения. На сцену вытаскивали новый абсурд. Публично же никогда и ничего не опровергали.
Глава комиссии Муравьёв несколько раз давал интервью столичным газетам и уже в мае 1917 года без обиняков утверждал, что «обнаружено множество документов, изобличающих „бывшего Царя и Царицу“». В действительности же замысел Керенского и прочих провалился: установить «преступные деяния» властителей, выявить их антигосударственную деятельность и разоблачить предательские сношения с врагами государства не удалось. А ведь так искали, так искали! По прошествии времени очевидно, что подобных фактов просто не существовало в природе, хотя «профессиональные разоблачители царизма» были убеждены в их наличии (иначе бы комиссию и не создавали).
Однако и в то время находились люди, не ослепленные революционным угаром. Весной 1919 года Иван Бунин написал: «Нападите врасплох на любой старый дом, где десятки лет жила многочисленная семья, перебейте или возьмите в полон хозяев, домоправителей, слуг, захватите семейные архивы, начните их разбор и вообще розыски о жизни этой семьи, этого дома, — сколько откроется темного, греховного, неправедного, какую ужасную картину можно нарисовать и особенно при известном пристрастии, при желании опозорить во что бы то ни стало, всякое лыко поставить в строку! Так врасплох, совершенно врасплох был захвачен и российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!». Писатель был абсолютно прав: в общем-то «открылись» действительно пустяки.
