Главный же инспиратор дела Керенский даже в эмиграции не нашел в себе мужества признать, что затея с установлением виновности Императора Николая II и Императорицы Александры Фёдоровны в «государственной измене» (статья 108 Уголовного уложения) безусловно провалилась. Между тем именно эта статья должна была стать важнейшим пунктом предполагаемого обвинения. Именно под лозунгом «борьбы с изменой» разворачивалась вся революционная вакханалия.
Давая в августе 1920 года в Париже показания следователю Н. А. Соколову, бывший «Александр IV» оправдывал создание ЧСК «историческими условиями». Хотя он уже признавал, что «Николай II сам лично не стремился к сепаратному миру», но относительно Александры Фёдоровны все еще продолжал лгать, уверяя, что в деятельности «Её кружка» он узрел «явную тенденцию к развалу страны», что якобы должно было привести «к сепаратному миру и содружеству с Германией». Это говорил человек, за несколько месяцев нахождения которого на первых политических ролях всё в стране действительно развалилось. Тут уж речь шла не о придуманных «тенденциях», а о непреложной действительности.
С первых же дней антицарской вакханалии в центре внимания публики и комиссии оказались Григорий Ефимович Распутин, его политическая роль, его участие в управлении Империей. Следователи, еще только приступая к разбору документов и опросу свидетелей, уже были убеждены в «преступной» роли, которую сыграл этот человек в судьбе государства.
Позже следователь В. М. Руднев писал: «Прибыв в Петроград в Следственную комиссию, я приступил к исполнению моей задачи с невольным предубеждением относительно причин влияния Распутина вследствие читанных мною отдельных брошюр, газетных заметок и слухов, циркулировавших в обществе, но тщательное и беспристрастное расследование заставило меня убедиться, насколько все эти слухи и газетные сообщения были далеки от истины». Даже юристы становились жертвами «облучения ложью»; что же уж говорить о других!
Распутин стал ударной темой столичных газет, почти все они завели специальные рубрики «Распутиниада». Даже самые солидные из них сбросили «флер респектабельности» и смаковали «пикантные детали» жизни убитого в декабре 1916 года друга Царской Семьи. Репортажи, интервью, очерки следовали один за другим. Все издания стремились перещеголять друг друга в добывании самого горячего материала. Беседы с теми, кто не только видел и знал этого одиозного мужика, но и с теми, кто мог порассуждать на сей предмет, стали в газетах почти ритуальными.
