— Глухо. Кому нужна бедная бесприданница?
— И то верно, — согласился Сим Симыч. — Сейчас девкам подавай богатых женихов. А разве миллионеров на всех напасешься?
— Вот и я об этом. А хотелось бы… — Ксана улыбнулась.
— Хе-хе… — поддержал ее Сим Симыч. — Конешно… Но ты не теряй надежды. Кто ищет, тот завсегда найдет.
Сим Симыч был единственным из жильцов коммуналки, с кем Ксана снисходила до разговора. Может потому, что он с первого дня начал относиться к ней по-доброму, почти по-отечески (Сим Симычу стукнуло семьдесят). Он ни на что не претендовал и был своего рода коммунальным арбитром.
Ксана пила кофе не торопясь, мелкими глоточками. Она сидела в креслице возле журнального столика. Напротив находился зеркальный шкаф-купе, и девушка могла наблюдать себя во всех подробностях. Похоже, ей не очень нравилось собственное отражение, потому что она время от времени кривилась, будто в чашке находился не слегка подслащенный ароматный напиток, а горькая полынная настойка.
Из теткиных вещей в комнате осталась лишь большая икона в потемневшем от времени серебряном окладе. При переезде Ксана выбросила все старье, сделала капитальный ремонт и завезла новую мебель — недорогую, но красивую и удобную. Икону Ксана оставила только потому, что она оказалась старинной и, как потом выяснилось, была написана каким-то очень известным мастером.
С Богом у девушки отношения были сложными; ее нельзя было назвать ни верующей, ни атеисткой. Скорее всего, она могла считаться «посторонней» — сторонилась и тех, и других, благоразумно полагая, что в этой жизни нельзя быть до конца уверенным ни в чем, Ксана верила лишь в амулеты и обереги; то есть, можно было причислить ее к язычникам.
Допив кофе, девушка быстро собралась и вышла на улицу. Коммунальная квартира с ее постоянным гвалтом и интригами тяготила Ксану. Оказавшись в тенистом скверике перед домом, она глубоко, всей грудью вдохнула свежий утренний воздух и поспешила на трамвайную остановку.
Трамвай кряхтел, скрипел, стонал, но с упрямством рабочего муравья тащил свою нелегкую ношу — людей, набившихся в его брюхо под самую завязку, — к центральной части города. На очередной остановке Ксану буквально вынесли из трамвая. Но, несмотря на давку, она ухитрилась отомстить карманному вору, который пытался залезть в ее сумочку.
Не показав ни единым движением, что она поняла его замысел, Ксана нащупала острым каблуком туфли сандалию «щипача» и когда трамвай качнуло, с садистским удовольствием перенесла вес своего тела на правую ногу. Каблук пробил тонкое ременное плетение и вонзился в пальцы вора. От сильной и внезапной боли он завопил, словно резаный, но пассажирам было не до его горестей: вагон остановился, и потная, разгоряченная и злая толпа устремилась к выходу.
