— Какой ты умный, папа!
— А ты какая умная! Но что же ты думаешь делать теперь?
— Выйду или за Чарштынского, или за Вычевского. Если это не удастся, мы поедем за границу.
— Хорошо.
— Поедем в Париж, и у нас будет там открытый дом. Прежде всего — художники. Музыканты, живописцы, литераторы, — за ними общество. У нас будут завтраки по понедельникам и обеды по четвергам. Мы должны быть известны, как один из очагов интеллигенции в Париже. Как бы там ни было, папа, но если ты кончаешь двенадцатый миллион, то у тебя больше 32-х миллионов франков состояния. Это не Ротшильд, не Эфрусси, не Макей, но вполне европейская марка. И у тебя только одна дочь. С этим можно кое-что сделать. Но ты, папа, добейся, прежде всего, титула барона. Первый попавшийся купчик из Лодзи — уже барон… Раздобудь титул, папа!..
— Хорошо, Мэри, я буду добиваться!
— Если бы нам можно было стать графами!..
— Нет, это невозможно!
— А римское графство? Ведь мы католики!
— Да, Мэри, но это невозможно, — тут Гнезненский слегка заколебался, — не будет ли это слишком скоро?
Мэри закусила губы.
— Ну, так будем хоть баронами, папа, хоть «де». Чтоб у нас на каретах можно было ставить хоть пять палочек. А то эти орнаменты и стрелки на шорах! Выезжать стыдно. Точно мы какие-нибудь Куфкэ или Румлеры. Ужасно неприятно: когда мы едем, люди нас могут принимать за каких-нибудь пивоваров или булочников… Вообще за мещан…
Гнезненский вздохнул.
— Что делать, детка?..
— Надо во что бы то ни стало добиться титула. Твое состояние — мое состояние. Я дам 100.000, если у нас будет титул.
— Ну, так много не надо.
— Но, если бы понадобилось…
Мэри почувствовала вдруг свою мощь. Она может распоряжаться сотнями тысяч, она — девятнадцатилетняя девушка.
— Папа, лет за десять ты можешь сделать еще большое состояние?
— Этого нельзя рассчитать, Мэри. Мы не проживаем и шестой части наших доходов, хотя живем очень роскошно. Капитал все увеличивается. А кроме того, может подвернуться какое-нибудь дело, которое сразу может дать в руки несколько десятков миллионов. Этого никогда не знаешь. Барон Гирш начал с пустяков. Правда, он обделывал свои дела на великосветской арене.
— Ну, вот видишь, папа. И чего это мы, чорт возьми, родились как тараканы за печкой!
— Что же делать, детка, что делать? И так нам роптать нечего. Нам Господь Бог помогает ничего себе…
— Да, но в Европе у нас могло бы быть не 11 или 12, а двести миллионов.
— О, даже больше! Но что же делать…
