Стараюсь как можно более радостно улыбнуться.
— Сегодня? Не-а!
— А когда плакала? — встревоженно спрашивает мама, чутко угадывая мое упадочное настроение. — Вчера? Позавчера? А?
Смеюсь, проходя в дом, чтобы мама не всматривалась в мое лицо.
— Когда? Гм… не помню. Где гости?
— Мы здесь! — Из кухни вылетает Лаура, моя миниатюрная старшая сестра. — Как хорошо, что ты приехала, Джуди! Живем в одном городе, а не виделись, наверное, полгода!
— С Рождества, — говорю я, обнимая ее.
— Вот-вот! — восклицает Лаура.
Да уж, думаю я, отстраняясь и рассматривая ее. Если продолжать в том же духе, тогда в один прекрасный день после разлуки лет этак в несколько мы столкнемся на улице нос к носу и не узнаем друг друга…
На эту мысль меня наводят произошедшие в сестре перемены. Она, как я, всегда ходила с длинными волосами и заявляла, что никогда их не обстрижет, потому что Бенджи любит ее именно такой. У меня они естественного цвета — каштановые. Лаура свои всегда осветляла. Теперь же у нее стрижка, волосы темные и торчат игривыми перышками. Изменился весь ее стиль: на ней не джинсы, а платье-сарафан с весьма женственной вышивкой по верху.
Но, самое главное, это лицо. Оно вроде бы такое, как всегда, но смотрится совершенно иначе. Вглядываюсь в него с неприличной пристальностью и не могу понять, в чем дело. По-моему, оно немного покруглело. И что-то произошло со взглядом… Такое чувство, что глаза подсвечиваются изнутри яркими крошечными лампочками.
Лаура спокойно и счастливо улыбается, позволяя мне изучать ее. Из кухни появляется Бенджи.
— Привет аспирантам! — весело восклицает он.
Подхожу и чмокаю его в щеку.
— Привет, привет. — Сощуриваюсь. — Признавайся: что ты сделал со своей женой?
Бенджи растерянно улыбается.
— Как это?.. А ты что, уже знаешь?
Смотрю на загадочно хитрые лица мамы и сестры и вновь поворачиваюсь к зятю.
— О чем?
Все трое дружно смеются, а я чувствую себя дурочкой, которую благодаря ловким трюкам обыгрывают в карты.
Мама обнимает нас с Лаурой, и мы все идем на кухню. Посреди стола красуется на четверть съеденный пирог.
— Ты уж прости, дорогая, — щебечет мама. — Мы не стали тебя дожидаться.
— Ты сама его испекла? — спрашиваю я, рассматривая мамино кулинарное произведение и садясь на привычное место, которое родственники никогда не занимают.
Мама отрезает мне большой кусок.
— Конечно, сама.
Она никогда не печет просто так. На подобные подвиги ее толкают лишь особенно радостные события. Но уж если берется за стряпню, то выдает истинные шедевры.
