Спартанки + Метка Лилит | страница 52
- Так нужен или нет Грибоедов?
- Ну дайте… Я уже все забыла, не помню ни про что, ни где. Знаю только, что Грибоедова убили чеченцы.
Марина дает ей книгу. Не будет она ей ничего ни объяснять, ни поправлять.
- Можно я у вас помою руки? - Девчонка шныряет в ванную и тут же выходит.
- В туалет зайдешь? - смеется Марина.
- Да ладно вам. Мать уверена, что он прячется у вас. Сходи, говорит, проверь.
- Не стыдно? - спрашивает Марина.
- Стыдно, когда видно, - парирует Лелька и уходит, помахивая книжкой.
Почему так неловко бывает от чужой наглости? Но тут же Марина перекусывает эту верхнюю, неверную мысль. При чем тут чужая наглость? Спроси лучше: почему находишься в зависимости от своих соседок? Почему ты не звонишь Алексею из-за этих дур, будто в чем-то перед ними виновата? И так ведь всю жизнь - полная несвобода от чужого правила. В садике две тощие косички - так велит воспитательница. Две одинаково слабых косички, но бантики разные - синий и красный. Велено! В школе - пенал обязательно должен лежать слева. «Так вам удобнее», - объясняет учительница. Ей всегда было удобней справа, но нельзя. Потом она уже сама учительница.
- Мариночка, - это шепчет ей директор в туалете, - пожалуйста, в школе без этих стрелочек у глаз. Зачем вам это? Вы уже замужем, и муж вас любит и без них.
Пенал, глупые замечания директора, разноцветные бантики - все это было ей неудобно, все не нравилось, но это было правилом. И нет конца капкану бездарных уложений. Нет! К ней вламываются в дом и проверяют, есть ли у нее мужчина. А был бы? Тогда бы она услышала визг подъезда, визг радости от возможности укусить, тяпнуть, придавить за нарушение чьих-то, не ее, правил. Всегда, всегда хамство свободно в своем выражении к ней, а она закомплексована. И всегда так было. Человек выбирает: сам он или хам. Легко сказать, а если выбиралка сдохла в детстве? Но разве не свинство сваливать свои комплексы на маму, которая учила сидеть интеллигентно, культурно, на краешке стула, на воспитательницу детсада в синей вытянутой шерстяной кофте и подрезанных валенках, на учительницу, которая произносила «пэнал», на директрису, уже старую вдовицу, которую давно никто не любил. И она до смерти боялась возникновения в школе этой странной и опасной возможности. Господи, спаси! Так можно все свалить на крепостное право и на чудовище Сталина. Но сами мы - кто? Взялось же из ничего это сегодняшнее безбашенное поколение, идущее вслед. На каком дереве выросло оно, отважное и бесстыдное?