— В огне брода нет, товарищ. Но мы очистим землю от этой сволочи и вырастим сады и прекрасные города. Кстати, документы у вас есть? Вы пейте, пейте. Вот каша осталась от завтрака…
— Документы тот, что пониже, забрал.
— Так, — как бы споткнулся капитан, — а живете где?
— В Питере. Работаю в милиции.
— Так вы свое удостоверение отдали бандитам?
— Ничего я не отдавал.
— Так в чем же дело?
— Ни в чем. Вот оно. — И Зверев полез во внутренний карман… и не нашел ничего. Он не брал с собой никакого удостоверения. Оно осталось в сейфе, в кабинете…
— А военный билет? Вы офицер?
— Мне нужен Ларинчукас…
— Шутите? Товарищ, вы шутите?
— Конечно, шучу. Я случайно тут. Виза вот кончается, зашел погреться. А там автоматы…
— Да ну, — прикинулся глупым капитан, — а живете, говорите, где?
— Жил в Союзе. Теперь вот в Содружестве преступных государственных образований. СПГО.
— Я так и думал… Сидоров!
— Я, товарищ капитан!
— Выводи его. Нет у нас времени. Того и гляди, остальные подойдут. Он, чай, не один здесь.
Сидоров был некурящим, и времени действительно оставалось маловато. Так что в трех поворотах от комнаты СМЕРШа снова клацнул затвор и нить времен натянулась, готовая лопнуть, только Сидоров вдруг стал приседать, как бы прятаться, прикрываясь своим под расстрельным, а пригнувшись, маханул в сторону аж метра на три и перекатился за угол. Обернулся Зверев, а за спиной у него мотоцикл с коляской и два немца со шмайсерами в свежей полевой форме. Будто только что со склада. Гогочут и руками машут.
— Ты есть литовский патриот. Тебя хотел пуф-паф этот солдат из Коминтерна? Йа!
— Йа! Йа! Я свой! Я из Йоношкиса. У меня там брат в полиции работает.
— О! Полицай! Хороший немецкий порядок. — Они подрулили к повороту и для порядка немного постреляли. Было слышно, как пули шмякают в мокрые стены, как сыплются мелкие камешки.
— Далеко ли есть штаб, комиссар, сельсовет?
— Да хрен его знает, товарищ оккупант.
— Га-га-га! Товарищ! Га-га-га. Ну иди, не спешай. Мы едет тут, сзади. Шнель…
— А куда идти?
— Шагай себе. Наслаждайся свободой. Аусвайс есть?
— А, паспорт… Да там… У… — замялся он, — в СМЕРШе…
— Ты должен приводийт нас большевистский комиссар. Ну, шнель!
И он пошел, поворачивая то направо, то налево, а за одним из поворотов нашелся тупичок, а в нем сумка его собственная, и так обрадовался Зверев, что побежал к ней, а делать этого не следовало, так как немец в коляске тут же выпустил длинную очередь. Зверев распластался на смрадном полу и стал ждать, когда переднее колесо мотоцикла придавит его, а вся машина потихоньку станет наезжать, взбираться основательно по пояснице, по спине, потом съедет машина и весь магазин разрядит добродушный оккупант в смятое тело безумного милиционера, попавшего в реальность, у которой нет названия…
