Зверев набрал номер.
— Я слушаю, — сказала Гражина…
Через тридцать минут Хохряков вышел из квартиры, спустился вниз. Мгновенно подъехавший «Москвич» красного цвета с заляпанными грязью номерами забрал его.
Когда стало известно, что лучшая певица всех времен и народов Емельянова намерена петь в Петербурге, уверенная, что ни один волос не упадет с ее парика, общественность пришла в ужас. Если бы она решила проделать этот смертельный номер одна, существовала вероятность, что народная любовь, оставшаяся в близком прошлом, не заржавела и ни у кого не поднимется рука на Анну Глебовну. Все же те, кто истлевал сейчас в дорогих гробах, были в полной мере попсой — порождением времени. На песнях же Анны Глебовны выросло уже два поколения. Но певица решила вывести под пули, бомбы и отравленные иглы, под электрошок или чего там они придумают в следующий раз, жуткие и бескомпромиссные палачи и судьи, всю семью. Красавца с кошачьей физиономией, дочь свою Сабину, мужа ее с голосом кастрата — Кислякова и его брата, уважаемого саксофониста Васильевича, усатого и благодушного. Емельянова обратилась к стране по телевизору, со страниц газет и модных журналов. Она обратилась к нации, к душам и совести, объявила, что изменить свое решение ее не заставит ничто. Ждали запрета президента. И не дождались. Губернатор города попробовал вмешаться, тогда Емельянова обратилась в суд и встретила там понимание. Никакого чрезвычайного положения не было. Просто стихли голоса в эфире. Будто вырубили музыкальную шарманку с чертиками, приплясывающими на пружинках в такт музыке.
Выступать она собиралась в проклятом месте. В «Праздничном». Вначале решили было все же перенести концерт в СКК, но администрация комплекса стала проделывать такие телодвижения и маневры, дабы не допустить самоубийственный концерт на свою территорию, что певица дрогнула. Тем более что после исчезновения Хохрякова через туннель слабых мест во дворце не осталось, а мероприятия по безопасности предполагались беспрецедентные. И государство должно было наконец вернуть себе потерянный престиж и ответить за царское слово.
Сама Емельянова никаких подметных писем не получала, но вся ее семья была осчастливлена манифестом. Теперь безопасностью семьи занималось Главное разведывательное управление и сводная группа безопасности из таких структур, о существовании которых обычно узнают после успешных переворотов или по прошествии десятилетий после произошедших событий.
