Вульф, упираясь побелевшим кулаком в камень, осторожно попытался вытянуть правую ногу.
– Нет! – резко мотнул он головой.
Аглая посмотрела на тяжело дышащее море, глубоко вздохнула и поднялась на одну ступень крутой лестницы вверх. Потом еще на одну...
Ветер свистел, гуляя по каменным этажам бессмертной античности... Аглая была на самом верху амфитеатра, когда почувствовала неодолимое желание оглянуться. Она застыла от силы этого желания – страстного и пугающего. Такого... опасного. И знакомого.
Она стояла, окаменевшая, и не понимала, что с ней происходит. Ветер, жадно поцеловав ее в затылок, поднял легкие волосы к костру солнца и прижег огненной печатью полуобнаженную спину.
Всю дорогу обратно какое-то смутное чувство тревоги не покидало Аглаю. Перешагнув порог своей квартиры, она первым делом прослушала автоответчик. Звонил муж. Сообщил, что на днях он подписывает новый контракт; уведомил, что на Ближнем Востоке жить небезопасно (сегодня, например, в Яффо группа арабских подростков забросала камнями автомобиль: убит грудной ребенок, женщина ранена, ее брат при смерти); передал привет тетушке и, наконец, настойчиво рекомендовал получить визу и как можно быстрее перебираться в Америку, к нему. Он ждет.
Сообщение Аглаю расстроило. В ее планы вовсе не входило ломать ногти, развязывая тугой узел отношений с мужем, а оставлять все как есть... А что есть?
А что было?
Было... Был странный изгиб времени позднего лета. Был август. Была тоска. И не было никого рядом. Одиночество холодными каплями дождя барабанило по раскрытому зонтику.
Порывами мокрого ветра било в лицо. Унылым пейзажем застилало глаза.
Она вошла в маленькое кафе, мокрая, несчастная. Кофе подали отвратительный, в темное окно смотрел безразличный глаз желтого фонаря, и нагло забарабанил вдруг усилившийся косой дождь.
Как давно это было...
В ее жизни было безлюдно. В кафе – тоже. Только в углу, за шатким столиком, сидел какой-то мужчина и с жадностью читал толстый журнал, делая отметки на полях.
Она наблюдала за ним долго, с интересом.
Он читал журнал, восхищался, тут же разочаровывался, вновь воодушевлялся. Потом выхватил салфетку, долго в карманах искал ручку, начал быстро записывать.
Она, направляясь к выходу, мельком глянула в его сторону. Распущенный узел галстука, отсутствующий взгляд... испещренная формулами бумажная салфетка на столе... И – нимб над головой. Так ей показалось тогда.
Она шагнула в темный провал августовской ночи, пересекла мостовую, ступила на дорогу...
