Почему она позволила ему подойти так близко и сказать:
– Перестаньте мучить меня и поцелуйте.
Ну, возможно, не следовало резко отстранять его, но стоило поинтересоваться, что происходит. Помочь прийти в себя. Рэйчел вздохнула и задрожала от холода.
– Прости меня, Оливия, – прошептала она, глядя в окно, в надежде, что ее слова достигнут небес и будут услышаны подругой.
Слезы заструились по ее щекам.
– Прости меня… Я поступила ужасно. Я предала тебя.
Рэйчел чувствовала себя распущенной, продажной женщиной. Все самые грубые слова приходили ей на память, когда она думала о своем поступке.
Она могла бы рассмеяться, припомнив, как Оливия называла тех, кто ей не нравился, в пору их детства. Но она не смеялась. Она даже не улыбнулась.
Ей вспомнился совет, который дала ей Диана во время беседы в кафе. И Рэйчел даже позволяла себе думать, что это была правда. Однако мысль о том, что Оливия хотела бы, чтобы она и Слоан были счастливы, соединившись, не казалась Рэйчел правдоподобной. Оливия потратила слишком много сил, ей пришлось слишком долго бороться за свое счастье со Слоаном, чтобы она была рада видеть рядом с ним кого-либо другого.
Кого-либо другого.
Рэйчел, скорее, могла представить себе, что подруга указует на нее огненным перстом и глаза ее полны гнева:
– Проститутка, шлюха.
Рэйчел чувствовала себя так, словно ужасное обвинение было выжжено у нее на лбу. И самое худшее заключалось в том, что Рэйчел была уверена: Оливия никогда не смирится с таким положением дел.
– Почему ты не хочешь припарковать машину? – спросила Софи, недовольно наморщив лоб.
Саша проворчала:
– Ты что, не пойдешь с нами?
– Ты должен пойти на ярмарку, папа, – сказала Сидни. – Что подумают учителя, если ты даже не появишься там?
– Ты хочешь сказать, они будут недовольны, если я не куплю что-нибудь на ярмарке?
Чувствуя себя смертельно уставшим, Слоан знал, что спор с детьми бесполезен. Поэтому он припарковал машину и тяжело вздохнул.
Вчера он вымотался до предела: сначала работа в офисе, покупка продуктов, приготовление пирожных.., потом.., эротические фантазии насчет Рэйчел, не дававшие ему уснуть. Все время воображая себе их поцелуй и мучаясь от неудовлетворенного желания, он проснулся таким же уставшим, каким отправился в постель накануне вечером.
Но самым большим мучением было его чувство вины. Оно придавило его плечи с тяжестью гранитной плиты.
Что бы подумали его дочери, если бы узнали?
Что бы каждая из них подумала?
