— Тамара, иди сюда, — шепотом позвал он свою двенадцатилетнюю сероглазую сестренку. — Я тебе что-то скажу. По секрету.
Тамара исподлобья недоверчиво посмотрела на него.
В его словах почудился ей подвох. Никогда Алеша не открывал ей своих тайн. «А может, их у него и не было вовсе, а вот теперь появились?» — думала она, нерешительно останавливаясь у порога.
— Ты поближе. Иди сюда, ко мне.
— Зачем? Бабушка у соседей. Говори, Леша, я никому не расскажу.
— Так вот, Тамара… Это будет скоро, очень скоро. На днях… Я ухожу в армию. Да-да, вот увидишь! — сказал Алеша, чувствуя, как его охватывает неуемный восторг.
— И это вся тайна? Да про армию ты столько уже говоришь. Целый год! И даже побольше года!
— Говорить все можно. А тут меня забирают. Пришлют повестку — и все. Поняла?
— А тебя папа отпустит? — спросила Тамара, пугливым зверьком косясь на дверь. — А бабушка отпустит? Ведь это надо спроситься!..
— Глупая. Я ведь взрослый. И никого не надо спрашивать. Буду военным летчиком, как Валерий Чкалов.
— Будешь бомбы бросать? — поинтересовалась она, оглядывая худощавую, нескладную фигуру брата.
— Может, бомбы, а может, стрелять из пушки.
— Пушек у самолетов не бывает.
— Бывают. Точно. И еще какие пушки, если б ты знала!
Тамара подошла вплотную к Алеше и прижалась русой головкой к его груди, и Алеша со сдержанной лаской погладил ее по кудряшкам. И подумал, что ему трудно придется без Тамары… А Тамаре будет еще труднее.
— Я плакать буду, — тихо сказала она.
Он невесело улыбнулся. Затем попросил ее до поры ничего не говорить отцу и бабке.
Хлестал частый холодный дождь. Под окошком стояли серые лужи, раскисшая земля походила на антрацит.
Накинув старую фуфайку, Алеша выскользнул под дождь. Он не мог ждать, когда кончится ненастье. Он спешил к Ваське Панкову. Нужно было поскорее все сделать с метрикой, чтобы уехать в один день и в одно училище с ребятами.
Пока Алеша шел, дождь усилился. Мутные потоки змейками разбегались по глиняным дувалам, по мостовой.
Васька жил в полуподвале старого каменного дома. В сени вела лестница, выложенная тонкими плитами рыжего песчаника. Алеша едва сделал по ней неуверенные три или четыре шага, как оказался в кромешной темноте. Он протянул руку вперед, захватил ею воздух, пытаясь поймать скобу двери. Но скобы не было. И тогда постучал.
Ему открыл Васька. Видно было, что он недавно встал с постели. Круглая с жесткими волосами Васькина голова была растрепана, веки припухли, словно Васька только что плакал. А интересно, плакал ли он хоть когда-нибудь? Вряд ли.
