Катя хорошо знала, какой он смелый. Били его в тюрьмах, запугивали, заставляли отказаться от убеждений, обещали райскую жизнь. Но он твердо стоял на своем. В какую угодно дискуссию с каким угодно противником вступал не колеблясь, а вот с любимой своей объясниться не мог... Потом уж, когда Михаил Иванович перевелся работать на Трубочный завод, большевики избрали его членом Василеостровекого районного комитета партии и членом Петербургского комитета. И вот в апрельский вечер девятьсот шестого года пришел он к Кате взволнованный и грустный. Все порывался сказать что-то. Она тоже разволновалась - сейчас услышит долгожданные слова. А он повел речь о том, что должен на некоторое время уехать и это связано с риском. И вдруг спросил, глядя прямо в глаза: «Если что случится, навестишь в тюрьме?» - «Навещу». - «Но посторонних не пускают, могут пустить только невесту...» Михаил Иванович напрягся, ожидая ответа. «Что ж, скажу, что невеста твоя...» - улыбнулась Катя.
Вот так и объяснились. А через несколько дней Михаил Иванович уехал. В Стокгольм, на Четвертый съезд партии. Об этом съезде, о встрече с Владимиром Ильичем он рассказал ей позже, в июне, когда они уже поженились.
Скромная была свадьба. Пригласили друзей, пили чай с пирогами. И жили потом скромно. Родился Валерьян, пришлось, избегая жандармских преследований, уехать к матери Михаила, в Верхнюю Троицу. Бедствовали там. Михаил жег в лесу уголь, возил продавать в город Кашин. Спустя время перебрались в Москву, удалось мужу устроиться помощником монтера на Лубянской электроподстанции. Сняли две комнаты в мезонине на Большой Полянке. Ни посуды, ни мебели - хоть шаром покати. За гроши купили несколько ящиков из-под яблок. Михаил сам смастерил из них кроватку для Валерьяна и вполне приличный стол.
А потом снова арест, ссылка в деревню. И еще арест, и еще. Сколько их было всего? Кажется, четырнадцать...
В спальне послышались голоса детей. Быстро и весело говорила Юленька. Надо идти к ним, а то начнут шуметь, разбудят отца.
Осторожно поправила подушку Михаила. Когда теперь снова увидит его? И увидит ли вообще? Вооруженное восстание - это самый серьезный шаг. Середины не будет: или все, или ничего!
Подавив вздох, она встала и направилась к двери, за которой смеялись дети.
