Как только Лютаев опрокинул в себя полстакана самогона, Иришка тут же остервенело впилась в его губы своим красным влажным ртом.
— Горько! Горько! Горько! — заорал Клепа заплетающимся языком.
— Стой, не гони коней, — прикрикнул на него Лютаев, отрывая от себя жадную до поцелуев девчонку. — Какое на хер горько? Погоди, родная, — повернулся он к Иришке и вытащил ее руку из своих штанов. — Еще не вечер. Давайте, я лучше еще спою.
Еще не время песни петь об этом.
Еще не время правду рассказать.
Афганистан — взбесившееся лето.
Нам перед совестью себя не оправдать.
На смертный бой вперед идут мальчишки,
Их командиры-мальчики ведут.
Писатели про них напишут книжки
И, как положено писателям, приврут.
Кто был в Афгане, тот душою ранен,
Тот тяжкий крест пожизненно несет.
И в этом виноват уже не Сталин,
А что-то страшное, что нас давно гнетет.
А солнца глаз, как медный таз над миром!
Как медный таз на голубой стене!
За Родину! За дырочки в мундирах!
За черный крест над холмиком могилы…
По чьей-то милости мы — на чужой войне.
Мы — на чужой войне…
— Ой! — капризно воскликнула Наташа, закуривая. — Ну, я не могу так! Повеселее что-нибудь можешь спеть, Олежек!
Лютаев двумя пальцами вынул у нее изо рта сигарету и в несколько затяжек выкурил ее до самого фильтра, а потом снова взялся за гитару.
— Повеселее, говоришь? Конечно, могу.
Снова сон, и солнце над Кабулом
Накаляет металл брони.
Снова сон, и чую сзади дуло,
И молю: Бог меня храни!
Снова сон, и перевалом горным
Мы идем в наш последний бой.
Снова сон, и вот Тюльпаном Черным
Едет к маме Андрей домой!
Что мне орден, коль нету ног?
И ушел навсегда Андрей!
Сделал все я, что только мог,
И не жалей меня, не жалей!
Что мне льготы — без ног — к врачу,
Если там из свинца дожди?
Если каждую ночь кричу:
Подожди, Андрей, подожди!
— Эй, народ! — Васька Клепиков, шатаясь, встал со стула и мутным пьяным взглядом осмотрел стол. — А бухла-то больше нет! Вот засада! Чего делать будем?
Закуска на столе была просто-таки царская: домашнее соленое сало, присланное Наташке из деревни матерью; две банки говяжьей тушенки, которые Наташка же умудрилась спереть из заводской столовой; Иришкины — собственного приготовления — соленые огурцы и даже жареные «ножки Буша». После того, как Клепа пообещал познакомить ее сегодня вечером с героем-афганцем, Ирка опрометью понеслась в магазин к знакомой продавщице и умолила ее продать пару-тройку окорочков из-под полы.
— А если к Ритке за самогоном еще раз зайти? — предложила Наташа.
