Слишком безлюдно… По выгону в предполье с воплями, свистом и лаем собак, не носилась ватага горластой ребятни, увлеченно играющих во что-то понятное только им самим. А на невозделанных, густо поросших травами и сорняками, полях никто не только не пахал или не косил, но даже не выпасал стадо. Ни единой пары стреноженных коней — и то не попалось на глаза.
Слишком тревожно… Пасмурное, несмотря на близкий полдень, небо не рассекала над селением ни одна быстрокрылая молния. Не то что благородных стрижей — а шустрых сельских ласточек, с удовольствием вьющих гнезда непосредственно на стенах хлевов и прочих хозяйственных построек, и тех не было видно. Будто не только люди попрятались из виду, но и все мушки и мухи в один миг исчезли вместе с ними.
Слишком печально… С каждым шагом, крепло понимание, что деревня давно заброшена. Не курился дым из труб на крышах домов. Не полоскалось на ветру, вывешенное для просушки белье. Но даже не это настораживало больше всего, — от селения вообще не пахло жизнью!.. Ни вкусной домашней выпечкой или иной пищей, ни стружкой или окалиной, ни даже — навозом. А те слабые запахи, которые редкие порывы ветра бросали вместе с мелкой пылью мне в лицо, разили тленом и сырой гнилью.
И всех этих 'слишком' насобиралось так много, что я вновь почувствовал усиливающееся смятение и беспокойство. Чересчур земли, находящиеся по эту сторону Барьера, отличались от уже ставшего мне привычным мира Зелен-Лога.
Даже очнувшись на мельничной запруде и совершенно ничего не помня о себе, я не чувствовал себя чужаком в чужой земле. Даже ничего зная о новом мире, я ощущал, что вокруг живут такие же люди. Течет хоть и не совсем привычная, для выходца из цивилизованного мира, но вполне понятная жизнь. А отличиями в обычаях и традициях никого не удивишь. Сколько людей — столько и привычек. Но здесь, за Барьером — все было совершенно иначе.
Люди любят громкие слова и пышные фразы, не придавая произнесенному особенного значения и не задумываясь над смыслом, лишь бы красиво звучало. Но именно сейчас я осознал всю полноту древнейшей поговорки: 'в родном краю березка спрячет, а роща — накормит'. Эта земля не любила людей. Не то, чтоб ненавидела или презирала, — попросту была к ним равнодушна. И мне — родившемуся не просто за Барьером, но и под другим Солнцем, предстояло понять и разобраться: что надо содеять настолько мерзостного, чтобы мать отвергла собственных детей?..
Войдя в деревню, я понял, что не ошибся в предположениях. Она и в самом деле была давно покинута. Настолько давно, что все возведенное людьми удерживалось в целом виде скорее по недоразумению, нежели из-за прочности построек. И дома, и сараи, и ограда вокруг дворов настолько обветшали, что хороший порыв ветра давно должен был их обрушить. И в том, что они все еще стояли практически целехонькие, я узрел очередную насмешку злой силы, что столь явственно ощущалась вокруг. Вроде своеобразного, изощренного осквернения останков, — их не предали земле, а выставили на всеобщее обозрение и порицание.
