Наше орудие стреляло. Мы работали, забыв обо всем другом. Страх перед танками отступал перед другим страхом: вдруг мы не устоим, подведем товарищей и родных, которые надеялись на нас.
— Гонь!
А ствол после корректировочных команд опускался все ниже, и я не сразу отдал себе отчет в том, что, значит, ближе летели наши снаряды, ближе к нам подбирались невидимые танки — где-то они были там, может быть, уже в боевых порядках пехоты.
— Гонь! — вонзился в ухо голос Белки, стоявшего в нескольких шагах от меня.
Грохнуло. И, прильнув к окуляру панорамы, уже успевшему набить вокруг глаза кольцо боли, я быстрей заработал маховичками, чтобы опять раздалась команда. Но вместо нее я услышал отчаянный крик Калинкина:
— Товарищ сержант!
Толя замер у гаубицы со снарядом в руках, тараща глаза. Эдька держался за рукоять откинутого замка, точно переломился, и тоже не зная, что делать, что сказать. Саша поднес новый снаряд и остановился. А Белка…
Белка скачками спешил к орудию. Брови его сдвинулись над раскосыми глазами донельзя, он бледнел:
— Что случилось?
Никто так и не сказал ни слова. Белка сам онемел.
Вы видели, как стреляет орудие? Хотя бы в кино. Не обижайтесь. Дай вам бог, как говорится, всю жизнь прожить без войны и не видеть этого в натуре. После выстрела ствол отходит назад и возвращается на место благодаря нехитрому, в общем-то, устройству — противооткатному механизму. Он находится под стволом в люльке. В ней — поршень с пружиной и жидкость. Отжимаясь, поршень сдавливает пружину и жидкость, а они толкают его назад, и он вытягивает за собой ствол, возвращает его к верхней точке. Литой, тяжелый, раскаленный ствол катается в пазах противооткатной люльки, как на салазках, взад и вперед.
Ствол нашей гаубицы в момент последнего выстрела откатился больше, чем допускалось, и, медленно всползая, так и не возвратился на свое место.
— Заело? — спросил первым молчаливый Федор Лушин, ухватившись за лафетное правило, похожее на палку.
Он спросил почти шепотом, но мы услышали, шепот слышен в орудийной пальбе лучше крика. Федор оглядел всех нас. Он верил, что сейчас все будет исправлено. Все мы верили. Не могла же отказать наша гаубица, когда на нас шли танки… Не могла предать нас наша пушка…
Белка обежал высокое колесо, схватившись за него рукой, чтобы не упасть. Все мы выпрыгнули из-за щита. Мы склонились, притираясь головами, под оголенной противооткатной люлькой, чтобы рассмотреть, в чем дело, и в щеку кольнула жгучая капля. А под ногами была маслянистая трава. Жидкость, которая поднимала ствол, вытекала на траву.
