Сколько мы вели беглый огонь? Не знаю. Но этим временем был отмерен век нашей гаубицы.
— Дохлое дело, — снова первым сказал Лушин и вздохнул.
— Черт возьми! — вырвалось у Эдьки.
Я повернулся туда, куда только что летели наши снаряды.
Что-то темное высунулось из-за степной черты и, покачивая длинным хоботом, поползло, вырастая. За первой выползла вторая, еще далекая тень… И еще…
Чужие танки шли по нашей земле.
— По танкам! Прямой наводкой!
Не дело гаубицам стрелять прямой наводкой по движущимся целям, не для этого приспособлены громоздкие махины, но война шла не по инструкции…
— Огонь!
Сверкая вспышками, три соседних орудия батареи посылали снаряды навстречу танкам, закрывали им путь стеной разрывов, видимых глазом. А мы… А к нам бежал человек с квадратным телом, на коротких ногах, с голой головой. Видно, он скинул фуражку на огневых другого орудия да и забыл. По этой голове — не седой, не черной, а серой от седины, по широким плечам мы еще издали узнали комиссара полка.
Он был, как тогда, особенно нам, юным, казалось, совсем немолод, батальонный комиссар Жук, и подбежал, сильно задохнувшись.
— Почему…
Белка не дал договорить, не стал ждать, пока комиссар отдышится, и, повернув к нему голову, ответил:
— Течет противооткатная жидкость, товарищ батальонный комиссар.
— Почему? — повторил комиссар полка.
Кто же мог сказать, почему жидкость потекла из люльки? Ржавое пятнышко выело где-то в металле игольчатый свищ? Коррозия?
А танки шли сквозь редеющую рощу разрывов. Видно, прошли уже по пехоте. Танки шли и стреляли. И снаряды, шелестя издалека, с нарастающим свистом доставали наши позиции. Все чаще. Забегали санитары, опрокинулась фланговая гаубица справа от нас, завертев в воздухе колесом системы Грум-Гржимайло.
— А ну, — сказал комиссар, — а ну, ребята!
И навалился плечом на еще раскаленный ствол. Мы обступили лафет и, перебирая ногами по маслянистой траве и скользя, стали толчками двигать обжигающий ствол.
— Раз! — повторял Белка, собирая наши толчки в одну силу. — Раз!
Белка не кричал, но мы слышали его сквозь выстрелы, сквозь команды, сквозь мат, которым обменивались оттого, что ствол шел так тяжело, и в надежде, что он пойдет легче.
— Опустите ниже, Прохоров!
Я уж и так выровнял ствол, чтобы толкать его вперед, а не вверх, и сейчас снова схватился за рукоятки.
Ствол нехотя накатывался на люльку, и наши красные, потные, измученные рожи поплыли от куцых улыбок, когда он наконец добрался до своего места. Белка уже стоял с банкой жидкости в руках, которую он выхватил из ЗИПа — набора запасных частей для срочного ремонта, хранящихся в передке. Сержант долил масла и крикнул:
