— Добрый день, сынок, — сказал мистер Л.Лестер Лит. Его лицо было таким же бледным, как кусок пломбировочного препарата “Гна”, который компания производила для дантистов. Тени под глазами выделялись темными полукружьями на этом бледном фоне. Один уголок дряблого рта устало опустился. Его левый глаз непомерно увеличился и стал формой и размером похож на совиный. Джонатан прочел в его глазах неутолимую боль.
— Лестер, — вскрикнул он, ужасаясь, — вы же больны!
— Я не болен, я умираю, — равнодушно ответил начальник рекламного отдела, — Я умру сегодня днем в своем рабочем кабинете, примерно через 5–10 минут.
— Давайте я отвезу вас домой.
— Не надо, мне хочется, чтобы все так и осталось, — слабеющим с каждым мгновением голосом, едва открывая рот, проговорил Лит.
— Я хочу, чтобы моя смерть, как и вся моя жизнь, была демонстрацией преданности “Объединенной корпорации”. Так что пусть все так и будет, как есть. Но времени остается все меньше и меньше, мой сынок. Завтра утром тебя объявят моим официальным преемником, это можно будет прочитать во внутреннем меморандуме, форма 114Б Блю. Ты начнешь с пятидесяти тысяч. Соответственно возрастает и получаемое тобой количество акций.
— Спасибо, мистер Лестер.
— И первое, что ты сделаешь, я надеюсь, это найдешь помощника, который был бы влюблен в наше дело. Я тебе предлагаю сделать то, что в свое время сделал я — порыщи по агентствам и найди молодого Джонатана Гербера. Обучи его всему, что знаешь ты сам, как я тебя обучал все это время — двадцать один год!
Это был серый, блеклый день. Солнце совсем не пробивалось сквозь стеклянные панели здания, и Джонатану казалось, что комната заполнена слоями тумана, которые пластами лежали друг на друге, как толстые поленья дров на дровяном складе. Поэтому лицо мистера Лестера то выплывало, то опять пряталось в тени, как бочка, которую несет по волнам в туманном море.
— Было настолько приятно работать и служить “Объединенной корпорации”, что я не считал года, — сказал Джонатан. Он хорошо понимал, что все, что бы он ни сказал, не поможет — Лит умирает, и ничем его не подбодришь, Он знал, что Лит был плох в последнее время, но, тем не менее, все произошло как-то внезапно.
— Неужели прошло так много времени? — переспросил Джонатан.
— Да, сынок, — безвольно отвисшая нижняя губа мешала ему четко произносить слова. — Но я знаю, что оставляю отдел в надежных руках. Ты ходил на тринадцатый этаж?
— Да, конечно.
